Враг Геббельса № 3

Много дней он трудился над московской серией. Скромные арбатские улочки и солидный Новый Арбат. Большой театр с еще не вырубленной сиренью в сквере перед ним. Неоготика ЦУМа и суматоха торговых залов ГУМа. Уцелевший московский ампир и противоположная ему в своей помпезности ВДНХ. Трогательные дворики и необходимые для комплекта «производственные мотивы». Красная площадь с кремлевской башней сквозь нависающую на переднем плане изысканную кладку Собора Василия Блаженного… Последний рисунок дался не без труда. Будучи уже в преклонном возрасте, он в дни пленэра от одного объекта к другому ходил пешком. Придя на Красную площадь, он выбрал точку – ступени Собора. Присев на них и достав лист бумаги из папки, стал работать. Подошел милиционер: «Не положено, гражданин!» – «Рисовать не положено?» – «Нет, рисовать можно, но только стоя». Членский билет Союза художников СССР и даже служебное удостоверение главного художника главного иллюстрированного журнала не возымели действия. Заканчивать рисунок он был вынужден стоя. Несмотря на усталость, сделал еще один вариант.

Художник и муза вместе прошли путь в 55 лет

Звонок из прошлого. Шутливый фотомонтаж к собственному юбилею

С внучкой Ксеней у кактуса

Автошарж: художник в образе охотника за черепами Гитлера, Геринга, Геббельса. 1945 год

Группу рисунков из московской серии он объединил названием «Есть такая страна – Арбат». Во время работы над одним из них произошла встреча, о которой он так вспоминал:

«В Плотниковом переулке, что входит в сеть арбатской паутины, на пустыре я высмотрел большой камень и на этот раз рисовал сидя, можно сказать, “с комфортом”. Возле меня стояла девочка и неотрывно следила за появлением рисунка. “Как тебя зовут?” – “Женя”. – “Ну вот и хорошо, а то я вчера рисовал девочек в арбатском дворике, все Маши”. Женька была местным Фигаро, она все знала. Возле нас время от времени останавливались люди, мужчины и женщины. “Женя, не видала, где мой Витька?” – “Пошел в школу, в шахматный кружок”. – “Женя, не видала мою?” – “Она пошла за хлебом в булочную”. Моя маленькая приятельница знала все, что происходило в Плотниковом переулке. Вдруг она сказала такое, что я едва не свалился с камня: “Вы сделали красивый рисунок, у вас оригинальная манера рисовать”. – “Сколько тебе лет, Женька?” – “Восемь”».

На одном из рисунков этой серии запечатлен вид из окна отцовского кабинета на Новый Арбат. На переднем плане высокий толстый кактус на подоконнике. Это флагман кактусовой флотилии, вытянувшейся вдоль широкого окна. Лет сорок назад небольшой колючий бугорок подарила наша знакомая-медик, делавшая много доброго людям и оттого звавшаяся в нашей семье «феей». Постепенно образовалось целое семейство разнообразных кактусов. Один напоминал небольшое ветвистое дерево, другой рос кустом, были те, что свои колючие отростки стелили по поверхности. Отец очень любил своих колючих друзей, поливал их, когда нужно, иногда добавляя в воду кровь от мяса, подкармливал удобрениями, изредка устраивал для них банный день – тогда я помогал относить их в ванну под душ. Кактусы, как могли, отвечали взаимностью. Один из них, круглый, похожий на ежа, только зеленого, давал два цветка в году. Но однажды летом сделал подарок – зацвел третий раз. Цветок на нем долго вызревал, потом появлялся сначала черный мохнатый, потом длинный зеленый, как мама говорила, «очень нахальный», бутон. Он взрывался белым нежным чудом с чуть сиреневатыми концами листьев, с крохотными желтыми шариками в чашечке, благоухая на всю комнату запахом магнолии. Спустя сутки этот удивительный спектакль, к которому кактус готовился несколько месяцев, кончался. Последний раз шар выбросил цветок в день смерти мамы. Прощался. Больше он не цвел ни разу.

Думаю, когда-нибудь ученые точно установят, какими волнами или флюидами кактусы обмениваются с человеком, который их очень любит и заботится о них. А как иначе объяснить поведение огромного древовидного кактуса, изображенного на рисунке? В своем горшке он чувствовал себя прекрасно, вымахав на метровую высоту и разросшись в толщину. Отец проникся к нему особым чувством, не раз рисовал и даже как-то попросил меня сфотографировать на его фоне себя с любимой пятилетней внучкой. На следующий день после ухода отца из жизни кактус, который в лучшем случае выпускал один цветок в год, дал прощальный салют – выбросил сразу пять огромных роскошных цветков. Он отдал все свои силы этому прощанию и больше никогда не цвел. Лишившись своего друга, стал сохнуть и со временем погиб, как и его собратья.

После ухода мамы отец сделал такую запись: