— Я как плату свою получил, так и потерял её… Вместе с сыном, который погиб, с остёрцами сражаясь, — начал вновь закипать староста.
Сияна накрыла его сжатую в кулак ладонь своей и по губам её пробежала испуганная улыбка. Она перехватила взгляд Елицы и вдохнула, собираясь говорить тоже.
— Борила не просто так сюда приезжал, — её чистый голос сразу заставил мужчин посмотреть на неё. Остромир глянул на жену ошарашенно, но не в силах был уже остановить. — Он со своими людьми ходил по волховьей тропе в лес. Давно. Ещё Велеборск строился. А Елица родилась только. Брал нашего человека в проводники. Кто лучше всего эти леса знает. Куда ходил, мы о том не спрашивали. Да и хотел бы сказать — сказал. Да только в той стороне, знают многие, есть святилище Велеса старое. Ещё пращурами устроенное. Наши туда не ходят совсем — болотом всё заросло. Может, и затопило его уже. Но, может, Скотий Бог сможет ответы дать? Не к нему ли Борила тогда ходил?
— Что ты выдумываешь? — всё же остановил её рассказ Остромир. — Ну, ходил он куда-то. Как это может быть с Сердцем тем связано?
— Ты сам знаешь, — бросила Сияна и поджала губы.
Елица из того, о чём жена старосты рассказала, и не помнила ничего, конечно. Куда ей, мала была совсем. Но не зря догадка привела её сюда, получается. Будто самыми дальними, глубинными уголками памяти она чувствовала, что здесь, в этих окружённых старыми горами лесах и лугах, может крыться отгадка. И не сказать, что она обрадовалась тому, но всё ж на душе стало немного легче. Княжич, выслушав Сияну, вновь на неё посмотрел. И от взгляда его по спине словно беличьим хвостом мазнуло: столько было в нём задумчивости и чего-то ещё, зыбкого, неуловимого, отчего хотелось ёрзать на месте.
— Ну, вот, — проговорил он мягко, обращаясь к Остромиру. — А ты упрямился. Женщины, они много мудрее нас. Ты мог до вражды довести. До крови. А жена твоя того не хочет — и она права.
И казалось бы, не было в его тоне угрозы, а староста всё равно побледнел. На щеках его проступил неровный румянец.
— Можете в лес сами идти той тропой. Только не знаю, чего вы там сыщете.
— Пойдём, не сомневайся. И Елица с нами пойдёт. И человек тот, кто Борилу в места заветные водил.
— Тот человек не пойдёт, — хмыкнул Остромир. — Помер он в тот же год. Медведь в лесу задрал.
Леден головой досадливо качнул, но его намерений, видно, это никак не изменило.
— Ничего, у нас жрица Макоши есть. Проведёт через недобрые места.
— Проведу, — уколола его взглядом Елица. — И надеюсь, что после вы с братом нас в покое оставите.
Княжич ничего на это не ответил. Взял ложку и принялся за еду, уже почти остывшую. К тому времени кмети его уже сели, сложив руки на колени и лишь прислушиваясь к разговору. Они то и дело переглядывались, а порой и прешёптывались о чём-то.
После вечери ушёл княжич вместе со своими людьми в гостинные избы. В своём доме остаться Остромир ему не предложил, а тот и не осерчал вовсе. Звала Сияна Елицу у них переночевать, но Леден на это твёрдо ответил, что княженку из-под своего надзора не выпустит — и деваться ей было от того некуда. Только осталась она ненадолго в доме старосты: поговорить, расспросить, как жили они эти годы, ведь так долго не виделись. Княжич разрешил, но напоследок всё же сказал, что Брашко за ней отправит — чтобы допоздна не задерживалась: с утра рано снова в путь отправляться.
Елица села на лавку к печи поближе, греясь живым её теплом. Оглядела избу спокойно — и показалось, что каждая вещь здесь на том же месте, что раньше была. Сияна опустилась рядом, всё разглядывая её, будто до сих пор ей не верилось. Остромир проводил последних гостей и устроился за столом, с которого единственная в доме холопка убирала пустую посуду.
— Так ты что же теперь, с остёрцами дружбу водишь? — с явным упрёком проговорил староста, словно она предала память Радима, который погиб от руки кого-то из них.
— Да что ж ты? — всплеснула руками Сияна, напугав задумавшуюся о своём служанку. — Не видишь разве, что вовсе она с ними не знается. Беда её с княжичем этим окаянным связала.
Староста вздохнул тяжко, продолжая разглядывать Елицу исподлобья. Заглянула в хоромину из своего закутка Убава, прислушалась и тоже рядом подсела. И так тревожно посмотрела, смущаясь будто бы, что нехорошо на душе стало. Много сегодня она молодцев один другого пригожее увидала. Тут не захочешь, а взволнуешься. А если они ещё на много дней здесь задержатся, так и остальные девицы в веси покоя лишатся. Отец, похоже, заметил странное настроение дочери — и нахмурился пуще.
— А Еля пусть сама мне скажет.
— Они Радана забрали, увезли, — заговорила она. — Городу угрожают. Может, и сжечь захотят — кто их знает. Я помочь им согласилась. Так они только Велеборск оставят и брата вернут.
Больше сказать было нечего. В этих словах только заключалась та беда. Простая кому-то, да невеликая — но что разрывала сердце необходимостью идти на поводу у тех, кто жизнь её уж второй раз рушил.