Враги

А еще об этом хорошо знал адмирал Оладьин. Оттого тщательно законспирированная сеть заговора и тайная организация, названная "Североросский национальный конгресс", несли наименьшие потери от террора новой власти. Дата предстоящего восстания была поводом для серьезных споров внутри верхушки заговора. В конце концов было решено отложить выступление до разгона Учредительного собрания. Судьба грядущей говорильни была ясна и без тех сведений, что сообщил Оладьину Алексей. Ни один здравомыслящий человек не мог предположить, что такие люди, как большевики, левые эсеры и анархисты, захватившие власть в ноябре, отдадут ее на основании какой-то резолюции Учредительного собрания. Сейчас только эти политические партии обладали реальной вооруженной силой. И похоже, только ее, вооруженную силу, и уважали сами. Однако заговорщики решили, что восстание должно выглядеть как реакция народа на разгон Учредительного собрания и узурпацию власти. В приватной беседе Оладьин сообщил Алексею, что наилучшим моментом для переворота считает предстоящий кризис в отношениях между большевиками и немцами, когда Ленину придется все же бросить силы на Западный фронт. А значит, надо было ждать. Ждать и расширять заговор. Но вот группа Трауппа провалилась. Провалился и Алексей, придя в качестве связника на конспиративную квартиру.

"Черт, - подумал Алексей, - маховик красного террора уже крутится вовсю. Даже если ничего не докажут, могут просто пустить в расход в отместку за какого-нибудь убитого и ограбленного в переулке комиссара. Обидно, особенно сейчас".

Лязгнул отпираемый замок, дверь распахнулась, и на пороге возник солдат в шинели без погон и с красной повязкой на рукаве.

- Татищев, - выкрикнул он с сильным акцентом, - на допрос.

Охрану тюрем и основных государственных объектов несли латышские стрелки - большевистская гвардия. Хотя, насколько знал Алексей, там хватало и бывших пленных немцев и австрийцев.

Алексей поднялся и пошел к выходу, готовясь В новым побоям.

Войдя в кабинет следователя, он прикрылся рукой от направленной в глаза лампы. Конвоир толкнул его вперед.

- Садитесь, гражданин Татищев, - раздался знакомый голос.

- Павел?! - не сдержался Алексей.

- Оставьте нас, - бросил Павел конвоиру, указывая Алексею на табурет, стоящий перед столом.

Павел был в традиционной чекисткой кожанке, галифе и сапогах. На боку у него висела деревянная кобура с маузером. Алексей сел. Конвоир вышел и закрыл за собой дверь.

- Ну вот, - произнес Павел, - как и договаривались, встретились при иных обстоятельствах. А тебя крепко отделали, - добавил он, рассматривая синяки и кровоподтеки на лице Алексея. - Но ты у нас стойкий оловянный солдатик, рот на замке. Надо ли?

- Где мой следователь? - проговорил Алексей.

- Это дело передано мне.

- Который я у тебя? - осведомился Алексей.

- Какая разница? - буркнул Павел. - Работы много.

- Сравнить хочу, - произнес Алексей. - Ты сколько человек в расход отправил?

- Около двадцати.

- Ведешь в счете, - покачал головой Алексей. - Я только дюжину, считая тех твоих дружков.

- Нарываешься, - бросил на него злобный взгляд Павел. - Ничего, надеюсь, больше ты никого из наших не прикончишь.

- Расстрел, как я понимаю, гарантирован, - процедил Алексей.

- Отчего же? - парировал Павел. - Признайтесь во всем, дайте честное слово не бороться против советской власти, и мы вас отпустим.

- Ой ли? - склонил голову набок Алексей.

- Лешка, - глаза Павла блеснули. - Мы же договорились - друг в друга не стреляем.

- Тебе не обязательно это делать самому, - спокойным тоном произнес Алексей.

- Хватит, - хлопнул ладонью по столу Павел. - Я сказал - все. А сейчас, гражданин Татищев, прошу вас сообщить, с какой целью вы явились на квартиру гражданина Трауппа двадцать седьмого ноября сего года.

- Я же сказал, - отозвался Алексей, - за книгой "История Северороссии от воцарения князя Андрея до государыни Елизаветы Петровны" в прижизненном издании Ломоносова.

- Леша, - Павел вышел из-за стола и сел на него перед Алексеем, - я же тебя знаю. При твоей упертости на антикоммунизме тебе сейчас делать больше нечего, как читать книги Ломоносова, который здесь был северороссом. Я же знаю, что ты сейчас участвуешь во всех заговорах, которые только смог найти. Слушай, я хочу тебя спасти. Честно. Не ради нашей дружбы или даже Санина, который все пороги на Гороховой и в Смольном ради тебя обил. Знаешь, неделю назад я включил в расстрельные списки того адвоката, что меня в пятнадцатом на суде отмазывал. Законченным контрреволюционером оказался, скотина. Но я верю, что ты еще не потерян для нас, что ты разберешься, кто прав, и встанешь на нашу сторону. Ты умный, ты поймешь. Я хочу спасти тебя ради нашего дела и ради того, чтобы ты не кончил свои дни так глупо и бесполезно, когда есть такой шанс. Но никто и никогда не поверит мне, если я скажу, что флотский офицер, известный своим неприятием советской власти и реакционными взглядами, вдруг в эти дни занялся изучением истории Средних веков.

- А зря, - буркнул Алексей. - Книгу я действительно хотел взять.