Враги Империи

— Ты не благодарить меня пришла, принцесса, — Гленард развернулся, прошелся по комнате, кинул саблю на кровать и снова обернулся к альвийке. — Ты пришла, потому что все эти годы вспоминала то, что произошло в подвале замка Флернох. Последнее твое приятное воспоминание перед ужасом подземелий Донрена. Последнее сладкое мгновение перед вечным мучением и ужасом. Твою благодарность я принимаю, понимаю и ценю. Но в постель с тобой мы не ляжем. Это время ушло, Миэльори. Нужно отпускать прошлое. Отпусти его, оно не повторится. Ты хочешь не меня здесь и сейчас, а меня того, из твоих собственных воспоминаний и мечтаний. И даже если мы с тобой займемся самым страстным соитием в нашей жизни, прошлого это не восстановит. Прошлое ушло безвозвратно, принцесса. Наше время ушло. Мы перелистнули эту страницу.

— Дурак ты, Гленард… — она тяжело вздохнула, наклонилась, подобрала плащ и, не одеваясь, открыла дверь в коридор, обернувшись на пороге. — Пафосный дурак.

Дверь хлопнула. Через несколько секунд хлопнула и дверь соседней комнаты. Гленард пожал плечами, закрыл дверь на засов, переложил саблю с кровати на сундук, стянул с себя сапоги и штаны, подошел к низкому столику, на котором горела свеча, взял ее.

— Может, и дурак, — он вздохнул и, дунув, затушил свечу.

Глава IV

Что расскажут тебе ветры

Обо мне, моих печалях?

Нас в неясных темных далях

Разделяют километры.

Огонек в ночи — виденье.

Так душа, скитаясь, ищет:

Где же он? Ну, где? Не слышит…

Не найти нам единенья.

Вианна из Фройсбриха. «Томления сердца».

31 день VII месяца 578 года

Трактир «Офелия» недалеко от деревни Торск, графство Додштен, герцогство Плотхавт.

Завтракали молча. Миэльори, снова облачившаяся в темно-зеленое бархатное платье, не поднимая глаз от тарелки, мрачно ковыряла двузубой вилкой яичницу с луком и колбасой. Гленард запивал твердый сыр и серый хлеб из пшеницы с отрубями пивом. Говорить о произошедшем ночью никому не хотелось.

— Интересно, — наконец прервала молчание альвийка, — всё же очевидно с этими поддельными чудовищами. Почему ни полковник, ни лейтенант, ни кто другой из их окружения ничего не заметили и не поняли, что это обман?

— Когда все вокруг говорят про чудовищ, поневоле начинаешь верить в чудовищ, — предположил Гленард. — И потом, если честно, полковник, при всем к нему уважении, не произвел на меня впечатления слишком умного человека. Возможно, Донрен назначил его за какие-то заслуги туда, где от него не требовалось большого ума — в тихое спокойное герцогство Плотхавт, где с Первой альвийской войны ничего существенного не происходило.

— А тут вдруг произошло.

— И так тоже бывает, — Гленард пожал плечами. — Полковник оказался к этому не готов и позвал нас.

— А ты не думаешь, — девушка подняла глаза от тарелки и взглянула в лицо Гленарду, — что полковник сам в доле? Может, за этими нападениями он и стоит?

— Вряд ли… — Гленард почесал затылок. — Если так, то зачем ему приглашать нас? Зачем вообще поднимать шум на всю Империю? Делал бы свои дела тихо и спокойно, мы бы, вероятно, и не узнали бы ничего.

— Так, может, он наоборот рассчитывает на то, что ты подумаешь, что он ни при чем, раз он сам тебя позвал?

— Нельзя этого исключать, — согласился Гленард. — Однако я бы рассматривал эту вероятность как чрезвычайно малую. Ну, либо я идиот, и не распознаю хитрого бандита у себя под носом.

Миэльори молча усмехнулась и снова уставилась в тарелку, сражаясь с очередным куском колбасы.

— На удивление неплохая колбаса для этого насквозь пропахшего рыбой края, — Миэльори запила кусок колбасы пивом. — Рыбу я не могла терпеть с детства. У нас ее было немного, сам понимаешь, в степи не до рыбалки, хотя иногда мы жили на берегу Морайне. Но запах рыбы я никогда не переносила. Как видишь, до сих пор не люблю.

— Простите, господин… — негромкий голос прервал разговор Гленарда и Миэльори. Гленард поднял голову и узнал вчерашнего собеседника — молодого с короткой пшеничной стрижкой.

— Доброе утро, — Гленард поприветствовал стоящего у стола собеседника. — Как зовут-то тебя?

— Рагиком кличут, — юноша почесал затылок.

— Рагиком? — удивился Гленард.

— Ну, вообще-то Рагнаром, но Рагнара, говорят, я еще не заслужил…

— Славное имя, — Гленард улыбнулся. — Ну, присаживайся, юный Рагнар. Подозреваю, что у тебя ко мне дело.

— Дык, это, вы, господин, вчера чудовищами интересовались…

— И?

— Ну, кое-что могу рассказать. Только тихонько…

— Ясно дело, — кивнул Гленард. — Ну, рассказывай.

— Тут, ээээ… Вы же человек небедный…

— Понятно, — Гленард усмехнулся. — Сколько.

— Двадцать золотых[3]! — выпалил Рагик.

— Пять.

— Ну… Пятнадцать.

— Десять.

— Хорошо, пусть будет десять, — вздохнув, согласился юноша.