Враги лютые

Для малышей вечер устроили отдельно от старшеклассников, а для старшеклассников, начиная с восьмого класса вечер устроили отдельно от малышей, потому что здесь своё веское слово сказали прежде всего мамы школьников, которые ни одной минуты не собирались доверить воспитание своих детей неизвестно кому. И мамы решили на Большом Родительском Собрании карнавал для старших школьников проводить отдельно. На этом собрании присутствовал сам президент педакадемии, но он только сидел скромненько на задней парте, понимая своё место перед лисьими шубами и каракулевыми воротниками жён Таких Людей, поэтому он своё слово сказать в тот вечер не решился, за что и был впоследствии награждён орденом. Зато мамы говорили много, и решили, что мальчикам можно и нужно познакомиться с девочками, чтобы они не выросли потом стеснительными. Мамы хорошо знали, то бедствие которое терпит стеснительный мужчина, и вовсе не хотели этого своим мальчикам. И вот поэтому мамы, соблюдая строгую, но по-разному понимаемую, субординацию, до полуночи составляли списки пар для танцев, и прочие карнавальные документы. Одна из мам потом рассказала с чисто женской эмоциональностью этот спектакль одному человеку, который написал кое-что, это кое-что попало кое-кому, этот кое-кто смеялся прочитанному, и много лет после карнавала появился знаменитый фильм Карнавальная Ночь, а это уже не шутки… Шутить никто и не намеревался, поймите, — девочка, с которой потанцует, на Карнавале, познакомится, поразговаривает мальчик, может стать его подругой и невестой, нет, вы поймите, что это означает! И пуская в ход дипломатию и интриги, отталкивая претензии мелкой пыли несущественных, которые бессовестно пытались присоседиться, женщины составили списки танцевальных пар, и президент педнаук их подписал, и передал в руки педагогам, назначенным ответственными за проведение праздника, и случайностей случиться не могло.

Пока мамы заняты этим ответственным делом, их дети самозабвенно готовились к карнавалу. Симка придумал то, что и следовало от Симки ожидать, он сговорился со старшей сестрой Славика, — того самого сына, ни кого, а начальника папиной охраны, — это именно его между прочим и имела в виду Симкина мама, когда говорила о всякой рвани, с которой водится их сын. А старшая сестра Славика была сообщницей Симки во всех делах, — особенно касающихся её брата.

Тут надо сказать в защиту Симкиной мамы то, что возможно мы неправильно понимаем её слова о всякой рвани, потому что в отношении сына начальника охраны её мужа она могла позволить себе сильные выражения, но дело было в другом, а не в, предполагаемых этим выражением, лохмотьях; разумеется что дети энкавэдэшника не ходили одетыми в лохмотья. Трудно проникнуть в женский мир понимания при помощи мужских слов, а если ещё это на самом деле женские слова, загримированные под мужские, и если они одинаково звучат и одинаково значат, но обозначают для мужчины и для женщины в отдельности настолько разные вещи, держи вокзал, перрон отходит!

Вот как понимал это сам Симка много-много лет после описываемых событий: — от сердца его любящей матери вовсе не было скрыто, что сын начальника охраны её мужа, возглавлял список тех, кому Симка «позволил бы всё». Невозможно было скрыть то, как он стремглав летел, сшибая по дороге все препятствия в виде комодов набитых хрусталём и прочей чепухой составляющей соль жизни советских дам того времени, — потому что это стихийное бедствие случалось каждый раз, когда рослый, молчаливый, подросток появлялся у ворот их дома… Сердцем понимая влюблённость своего сына в другого мальчика, но и в кошмарном сне не допуская возможность такой влюблённости, Клеопатра Львовна приходила в неистовое состояние видя власть, которую имел над её сыном какой-то чужой мальчик, из беспредельно более низкой по своему положению семьи из народа… Здесь, понимаете, любые слова хороши, и чем они будут обиднее, — тем лучше подходят. И несдобровать бы начальнику охраны её мужа, и детям начальника охраны её мужа, если бы не сам её муж. Но вот что-то его связывало со своим начальником охраны, что-то, что оказывалось сильнее доброго или недоброго расположения к нему Клеопатры Львовны. Здесь мы вступаем в дебри мужской души, где чёрт, который только что сломил себе ногу в дебрях женской души, сломит ногу во второё раз, и не станем мы туда углубляться, ибо это будет уже область беспочвенных фантазий. Потому что ни сам Симка не знал в чём там было дело, ни мы этого не знаем, тем более.