Семья мешается под ногами, она конкурирует с вождем, она отрывает от него множество молодых и красивых девочек и мальчиков, которые всегда должны быть доступны для «подпитки» по заветам даосов и могут быть брошены в революционную кашу для обновления вождя. Только одна проблема возникает у Лимонова в этой связи – мальчики и девочки, увы, стареют и становятся «двадцатипяти– и тридцатилетними монстрами, с плечами богатырей и каменными холопами, с сосцами до полу, с темным пушком на верхней губе, крепко воняющими течкой, обильно поросшими полусбритой шерстью там и тут».
«Фу, какая гадость!», – восклицает Лимонов. Ему желательно «прекрасное» сексуальное общение с существом, «ну, может быть, не шести лет, но десяти или двенадцати».[119]
«Мои самые любимые – это стриженые скинята – девчушки с круглыми балдами голов. Наголо бритые девочки с бархатными животиками. Целые отряды мелких безумных девочек-камикадзе с татуировками на черепах будут встречать меня из тюрьмы, когда я выйду», – вот такими фантазиями, к примеру, скрашивал Лимонов свое тюремное воздержание.[120]
Проблема непрерывной поставки «скинят», слишком быстро взрослеющих, решается просто: аборты запретить, детей сдавать в Дома детства, а всех женщин обязать с 25 до 35 родить по четыре ребенка. Ну и, конечно, как переходную стадию «ввести для желающих в обиход полигамическую семью, по типу мусульманских Пропагандировать такую семью»[121]
Вместо семьи как образец и идеал, к которому следует стремиться, Лимонов представляет коммуну и «свободную, не частнособственническую любовь товарищей», которая «принесла бы в коллектив революционеров сексуальную комфортность. Два-три часа обеспеченной ласки в сутки дали бы ощущение счастья новому молодому обществу. <…> Убожество, неудовлетворенность, пытка условностями, невозможность для юных товарищей получить сексуальную комфортность сразу и сейчас (на это уходят годы!) порождает неврозы, психические болезни, искривления психики В тесной гнилой атмосфере семьи и гнездятся пороки и извращения.
В коммуне – здоровые отношения товарищей. В коммуне всегда можно найти себе партнеров по темпераменту, и количество партнеров для ласки очень велико».
Дальше идет Гимн – песня божеству, которому и следует, по большому счету, поклоняться: «Сексуальная комфортность – это огромная величина, это компонент счастья Право на сексуальную комфортность важнее права на труд, и за сексуальную комфортность следует бороться больше, чем за зарплату <…> Семья дает одного партнера, коммуна дает многих»[122]
(Лимонов предлагает здоровому обществу превратиться в стадо бессловесных животных.)Лидер нацболов не скрывает, что эта концепция близка принципам, которые установил в своей «Семье» американский маньяк-убийца Чарльз Мэнсон, которым Лимонов откровенно восхищается Мэнсон – лидер молодежной коммуны «Семья», с 7 до 21 года проведший в спецучреждениях и по выходе из тюрьмы объявивший себя пророком, Христом и Сатаной в одном лице. В его коммуне, в которую он набирал девушек и парней по принципу «личной преданности», в основе отношений лежал столь любимый Лимоновым промискуитет – свободные сексуальные отношения «все со всеми»
В 1969-м Америка содрогнулась от серии ужасающих убийств, самым варварским из которых была бойня, устроенная в доме режиссера Романа Полански Члены секты Мэнсона убили жену режиссера актрису Шарон Тэйт, которая была на девятом месяце беременности и нескольких ее гостей Трупы были изуродованы до неузнаваемости, на теле Шарон эксперты насчитали более 50 ножевых ранений Примечательна оценка, которую дает Лимонов Мэнсону и его «Семье» в своей книге «Священные монстры», где американскому маньяку посвящена целая глава: «Не его вина, что общество сделало его злодеем. <…> Общество так толком и не поняло, кто был Мэнсон. Его объявили антихристом, маньяком, тогда как он по сути своей лишь начитанный рабочий, увидевший Христа и истолковавший видение как зов»[123]
А Гитлера лидер нацболов называет всего лишь артистом[124]В представлении Лимонова идеальная «семья» как раз и представляет собой то, что было у Мэнсона, и то, что Лимонов пытается привить своим молодым сторонникам: «У Мэнсона, судя по воспоминаниям, было отлично. Бренчал за перегородкой на гитаре сам Чарльз Made love со “Сквики” высокий красавец Бобби Босолей, в уголках большого сельского дома занимались любовью еще несколько пар Ползали дети Прибывшего гостя манила к себе освободившаяся от Бобби “Сквики” Вечерний мирный вечер Вот каким-то таким должно быть будущее
Правда, должны возвращаться с дежурства караульные: вешать на крючки автоматы, умываться, девушки подают им ужин. Одна пара уединяется, соединяется тройка…»[125]