Врагов не выбирают

Катя нервничала. Но сегодня, слава богу, обошлось без истерики. Не как вчера.

– Ты хорошо знаешь Москву, – сказала она Никите.

– Я здесь родился, – усмехнулся тот.

Он здесь родился и вырос, а чувствовал себя чужаком. Он на всей планете чувствовал себя чужаком. Да-да! Как инопланетянин.

Никита припарковался напротив ее дома. Кажется, от преследователей ему удалось оторваться.

– Спасибо, – сказала Катя.

– Подожди, – остановил он ее.

Она внимательно посмотрела на Никиту в зеркало.

– Тебе лучше переночевать в другом месте.

– Я не могу всю жизнь ночевать в другом месте, – пожала плечами и открыла дверь.

Никита быстро вышел из машины и постарался встать так, чтобы закрыть собой Катю от случайного наблюдателя. Вчера она раздражала его тем, что слишком боялась, а сейчас разозлила своей легкомысленностью.

– Всю жизнь не потребуется. Во всяком случае, я так надеюсь.

– Никита, я тебе очень благодарна, – сказала она. – Но ночевать я буду дома. Все хорошо в меру.

– В каком смысле? – не понял он.

– Я и так злоупотребляю твоей добротой.

«Ты самый добрый на свете, – говорила когда-то Надя. – И самый умный», – добавляла потом со смехом.

– Ничем ты не злоупотребляешь, – проворчал Никита.

Ему вдруг очень захотелось есть, и он достал из машины пакет с так и не съеденной курицей. Катя неодобрительно покосилась на пакет, закрыла машину и пошла к дому. Гордо вздернув голову, но проигнорировав светофор и «зебру». «В Америке так никто не делает», – мельком отметил Никита.

В квартиру он вошел первым. Когда девушка отперла новые замки и открыла дверь, он осторожно придержал ее, сам включил свет и огляделся. Квартира была маленькая, однокомнатная. По американским меркам просто убогая.

Катя скинула ботиночки, сунула ноги в тапочки и снова неодобрительно посмотрела на пакет с курицей.

– Ты не ешь магазинную еду? – предположил Никита.

– Ем, – она опять пожала плечами.

У нее было две привычки – пожимать плечами и прикусывать губу.

– Тогда давай поужинаем.

Он по-хозяйски прошел на кухню. Вымыл руки, достал из сушилки тарелки. Вилки и салфетки девушка подала сама. И курицу разрезала сама.

Курица остыла, но съели они ее быстро, с аппетитом.

Надо было уходить. Ему нечего больше делать в этой квартире.

– Во сколько ты уходишь на работу? – спросил Никита.

Она не успела ответить. Где-то зазвонил телефон. Катя вышла, вернулась с трубкой в руках.

– Дома, – говорила она кому-то. – У меня все нормально, лучше скажи, как…

Собеседник дослушивать не стал и отключился. Никита услышал короткие гудки. Катя закусила губу, потерла трубкой щеку и бросила ее на стол.

– Кто это? – поинтересовался Никита.

– Брат, – вяло ответила Катя.

Никита понял, что говорить о брате ей не хочется, и сменил тему.

– Катя, номер внедорожника… – он продиктовал цифры и буквы. – Тебе этот номер знаком?

– Нет, – подумав, сказала она.

– Запиши.

– Я запомнила.

Теперь точно надо уходить. Он смотрел на ее бледное лицо и мучительно искал подходящую причину, чтобы остаться.

– Так во сколько ты уходишь?

– От половины девятого до девяти. Как получится. Никита…

– Я подъеду завтра! – Он поднялся и предупредил: – Без меня не уходи.

– Ты не можешь провожать меня всю жизнь.

– Всю жизнь провожать не буду, – успокоил он. – А завтра провожу. Не уходи без меня!

– Никита, почему ты это делаешь? – серьезно спросила она.

– Не знаю, – так же серьезно ответил он. Подержался за спинку стула и сказал правду: – Если с тобой что-нибудь случится, я себе не прощу.

Она так и не вышла его проводить, и он вынужден был негромко крикнуть:

– Катя! Запри дверь!

Домой он поехал на метро. Современные поезда ему понравились. Он таких еще не видел. «А люди остаются прежними», – в который раз привычно подумал Никита, но тут совершенно неожиданно понял, что перестал ощущать себя инопланетянином. Сейчас он казался самому себе обычным русским мужиком, который не только привык справляться сам со всеми проблемами, но и способен защитить свою женщину.

Правда, своей женщины у него не было, а была только чужая, почти незнакомая Катя, и она же главная его проблема. Девчонка не вызывала у него мужских чувств, но он действительно не простит себе, если ее убьют.

31 ноября, пятница

У соседей лаяла собака. Лаяла едва слышно. Даже странно, что это его разбудило. Впрочем, его могло разбудить и что-то другое. Вадим посмотрел на часы – без пяти семь. Еще немного полежал и, стараясь не разбудить Гелю, отправился на кухню.

Лай стих, потом раздался снова. Собака у соседей была беспородная, маленькая и с виду очень бестолковая. Но на своих она никогда не лаяла, только на чужих. «Своими» собачонка считала всех жильцов подъезда.

Вадим на собачий лай внимания не обращал. А Пашка недавно сказал за завтраком:

– Муся лает. Чужой кто-то идет.

– Муся может и на муху лаять, – засмеялся тогда Вадим, но сын упрямо повторил:

– Чужой прошел.

Почему-то Муся не лаяла, когда чужой поджидал Вадима в подъезде. Никакого лая он тогда не слышал. И это лишь доказывало Мусину бесполезность в качестве сторожа.