«Врата блаженства»

Она начала этот разговор неожиданно даже для себя, а уж для Сулеймана и вовсе нежданно. Обернулся, вскинул на Хуррем глаза:

– Почему ты о нем?

Она присела у ног на ковер, удобней пристраивая свой уже большой живот, коснулась его ступни, потом колена, чуть улыбнулась:

– Сегодня видела, как он ковылял. На покой бы старику…

– А кого взамен поставлю?

Сказал и подумал: хорошо, что не слышит валиде, хотя ей все равно передадут, в гареме у стен есть уши, кизляр-ага все слышит. Где это видано, чтобы султан что-то обсуждал с наложницей, пусть даже хасеки?

– Ибрагим-пашу, кого же еще?

– Кого?

– Вы доверяете больше всего ему, больше, чем любому другому человеку на свете. Он умен, хорошо знает положение дел, у Ибрагим-паши налажены отношения с купцами, его любят в армии…

После таких слов кто мог бы обвинить Хуррем во враждебном отношении к Ибрагиму? На время все действительно затихло, после рождения Михримах Хуррем больше не пытались убить, во всяком случае, пока не пытались. А теперь Хуррем носила уже четвертого ребенка, и Зейнаб говорила, что снова будет мальчик. Счастливый Сулейман чувствовал себя именинником.

– Но Ибрагим не согласится…

Хуррем хотелось закричать, что спрашивать необязательно, любой был бы счастлив таким назначением, но она сдержалась, ни к чему выдавать истинное отношение к греку.

В ее совете кроме понимания реального положения дел и того, что по совету или без Сулейман все равно назначит Ибрагима визирем, был еще и расчет, что при новой должности греку будет некогда задумываться о доставлении неприятностей ей и детям. Ибрагим подчеркнуто выделял Мустафу, чем весьма радовал Махидевран. Если станет визирем, то баш-кадина и вовсе почувствует поддержку.

Но Хуррем была готова и на это, только бы отстали от нее и детей. Она сама тоже притихла, ни с кем не спорила, не ссорилась, стараясь держаться от всех подальше, а к детям поближе. Трое малышей даже при служанках и няньках требовали внимания, а тут еще очередная беременность. Хуррем носила детей легко и рожала так же. Михримах не в счет, если бы не отравили, девочка тоже родилась вовремя. Она действительно была очень хорошенькой, живой и быстро привыкла к всеобщему вниманию. Султан, как и обещал, принцессу баловал. Валиде поджимала губы:

– Вырастет капризной.

Мехмед уже в таком маленьком возрасте показывал недюжинный ум и способности, он легко схватывал итальянские слова, которые учила мать, и с Марией разговаривал по-итальянски. Это была просьба Хуррем, которую Мария с удовольствием выполняла. Она ежедневно подолгу беседовала с малышом, чтоб тот привыкал к разным языкам.

И снова валиде ворчала, потому что мальчик часто говорил на смеси турецкого и итальянского, это приводило Хафсу просто в ужас, а у Мустафы вызывало зависть:

– Я тоже хочу учить итальянский!

Мустафе восемь, вполне взрослый мальчик. Махидевран тут же объявила, что Ибрагим найдет для шехзаде настоящего учителя, не то что эта нищая итальянка.

«Нищая итальянка» посмеялась:

– Дворец моих родителей немногим меньше султанского, об остальном я говорить не буду.

Сама Мария по-прежнему много времени проводила за разговорами с Хуррем. Она не сразу поверила, что женщина ничего за пределами дворца не видела и не знает:

– А как же родители?

– Рогатин маленький город, в нем нет огромных зданий и соборов. Но большой собор я однажды видела, когда ездила с отцом во Львов. Но тогда я была слишком мала, чтобы что-то понимать. А потом налетели татары и взяли меня в плен. Дальше была Кафа, но тоже за высоким забором в школе наложниц, а потом Стамбул и гарем.

Мария пыталась рассказывать о дворцах Рима и Флоренции, о живописи, скульптуре, о музыке… Она действительно оказалась высокообразованной женщиной, к тому же любящей искусство и историю, Хуррем раскрыв рот слушала ее рассказы о Лоренцо Великолепном, о прекрасной Италии, о древнеримских императорах, о Цезаре, Августе, Александре Македонском… Рядом, так же раскрыв рот, слушал маленький Мехмед. Он мало что понимал, но стоял, завороженный плавной речью флорентийки.

Слушала Гюль. У нее появилась возможность выйти замуж за весьма состоятельного чиновника, даже Сулейман давал согласие, но Гюль на коленях умоляла Хуррем не отдавать ее:

– Мне так хорошо рядом с вами!

Хуррем не просто слушала, она училась. Занимательные истории рассказывались не только ради забавы или итальянского языка, они развивали мышление. Конечно, все двигалось очень медленно, иногда настолько, что Мария приходила в отчаяние, чтобы объяснить одно, ей приходилось долго рассказывать предысторию, она плохо знала турецкий, Хуррем немного лучше итальянский, приходилось повторять и повторять… Но все же двигалось. В то время как другие обитательницы гарема пересказывали друг дружке сплетни или попросту сочиняли их, Хуррем либо возилась с детьми, либо чему-то училась.

Зато Сулейману становилось все интересней с ней беседовать и все менее интересно это делать с другими. Даже когда с Хуррем уже нельзя было спать рядом, он предпочитал не брать наложниц. Валиде выговаривала, Сулейман пожимал плечами:

– О чем с ними говорить?