Врата испуганного Бога

“Волчара”: “Калигуле” – огонь со всего. Повторяю – ОГОНЬ СО ВСЕГО. ХРЕН С НИМИ, С АБОРИГЕНАМИ, ОГОНЬ СО ВСЕГО!

“Калигула”: Программа пошла.

Конец записи.

Конец записи.

Конец записи.

"- Том!

Нет ответа.

– Том!

Нет ответа.

– Ну погоди, проклятый паршивец! Второй том!"

"Приключения Тома Сойера" том второй

Госпиталь "Стратокастера" сверкал белизной, и в белизну эту ненавязчиво вкрадывалось голубое, отчего белый цвет казался еще ярче. Пол с гладким пружинистым покрытием идеально гасил звук шагов, стены источали покой, такой безмерный покой, что Дона охватило чувство нереальности существования – так бывает во сне, когда плывешь и плывешь неведомо куда, и – ни шороха, ни движения, ни жизни вокруг.

Госпиталь. Збышек здесь месяц, и только сегодня Дон получил разрешение навестить его.

Ну да, никто не запрещал посмотреть на Какалова, включив монитор в коммуникационном зале приемного покоя, и даже, наверное, поговорить, предварительно испросив согласия у лечащего врача и охраны, но Дон не хотел улыбаться изображению, говорить с изображением и не иметь возможности пожать изображению руку. Пришлось ждать.

Палата интенсивной терапии номер двести четыре. Охраняемый объект.

Дон остановился перед дверью, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и повертел в руке букет цветов, выглядящий, надо сказать, весьма по-дурацки. Дон даже малодушно пошарил глазами по коридору, соображая, куда бы ему поаккуратнее засунуть букет, чтобы не вызвать бурю восхищения со стороны бдительного медицинского персонала.

Но не успел.

– Эй, ты там моей смерти ждешь, что ли? – Збышек по своему обыкновению выражался чрезвычайно тактично. – Чего встал? Заходи уже! Не дождешься, гадюка!

Деваться было некуда. Дон шагнул в палату с букетом наперевес.

– Привет…

– О! – восхитился Збышек. – Первые цветы в моей жизни! Я ощущаю себя таким чувственным, таким…

– Пунктуальным, – мрачно сострил Дон.

– Пунктуальным… Н-да. Ты все блещешь. Продолжаем разговор. Откуль цветы-то взял?

– Это не я. Это тебе Энди передала, – соврал Дон, проклиная себя последнейшими словами..

Словно гору с плеч свалил.

– Да? – сказал Збышек странным голосом. – Минут десять назад я с ней разговаривал… Про цветы ничего не было. Она обещала только огурцы. У нее блат в оранжерее. Наконец-то я поем огурцов, а тебя рядом не будет!

– Какие огурцы? – удивился Дон. – Почему – огурцы?

– Это целая эпопея, – объяснил Збышек. – Ставь веник вон в тот сосуд на тумбочке, а я тебе пока все обскажу.

Дон отыскал выработанный герметик, наполнил его водой из-под крана до половины и воткнул в посудину цветы. Что бы там ни говорил Збышек, но эти пушистые желтые шарики на тоненьких веточках выглядели очень мило.

– А фрукты куда?

– Съешь, – посоветовал Збышек. – Мне все равно нельзя.

– Даже яблоки?

– И яблоки, и манго, и профитроли в шоколадном соусе. Ничего нельзя. Даже пива.

– Дрянь какая! – посочувствовал Дон, смачно отгрызая у огромного красного яблока половину бока. – Как же ты жив?

Збышек мужественно проглотил слюну.

– Еще целая неделя, – пожаловался он жующему Дону. – Кормят жидкой овсянкой и поят молоком. Этот эскулап – он сумасшедший, точно. А я огурцов хочу – мочи нет!

– Мочи нет? – поразился Дон, прекращая жевание. – А как же ты…

– Дон, мОчи, а не мочИ! Я умру от тебя, а не от болезни, ей-богу!

– А… А через неделю-то – что?

– Он сказал – можно начинать осторожно вводить огурцы.

Дон захохотал. И подавился.

– Так тебе и надо, – сказал Збышек. – У человека – беда, а ты ржешь. И Энди ржет. Даже пообещала огурцов прислать – потоньше и подлиннее. Гады вы все-таки. Но я люблю огурцы.

– Ты не расстраивайся, – ласково сказал Дон, прокашлявшись. – Врач рекомендует вводить огурцы, значит, надо вводить. Ему лучше знать. Диаметра он не указал?

– Дон, ты никогда не состришь смешно. Уймись. Нет, диаметр он не указал. Я мяса хочу, понимаешь? И пива. А они меня – овсянкой. Средневековье какое-то.

– А всё – почему? – сказал Дон. – А всё – потому, что овсянку вводить легче. Жидкая она.

– Для. Особо. Одаренных. Объясняю. – Збышек, кажется, обиделся. – Вводить – в рацион.

– И терминология у местных лекарей… нестандартная, – по инерции хихикнул Дон и тут же сделал серьезное лицо. – Ладно, не обижайся. Ты сейчас слабенький, когда ж еще над тобой безнаказанно поиздеваешься?

– Я запомню, – хмуро пообещал Збышек. – Я все запомню. Отольются кошке… Да! Как девчонка-то?

– Нормально. Спит. А дрянь эту блестящую, что из нее достали – увез Баймурзин. Обозвал меня высокогуманным и добропорядочным ирландцем, сообщил, что вовремя мы девку вытащили… слушай, по моему, Баймурзин – псих.

– Что ты так его?

– А он абсолютно голый был. И в татуировках.

– Это его собачье дело. Ты вот одет и белокож, тебя же не объявляют на том основании сумасшедшим.

– Ладно, – сказал Дон, поднимаясь, – пойду. Главное я уже понял – ничего страшного с тобой, к сожалению, как всегда, не случилось. Выбирайся отсюда быстрей.

– Вали-вали, глупый белый человек – согласился Збышек, грустно глядя в спину партнеру. – Ты ничего не забыл?

Музыкальный Бык остановился у двери.

– Вроде, нет.

– А ножик?

– А парик?