Врата испуганного Бога

– Дон, давай подождем, а? Если планету сюда вытолкнули НК, то мешок должен когда-нибудь прорваться! Придет сюда большая теплая “Ямаха”, “Стратокастер” придет, как вдарим! Или давай сами вдарим, обсуждали же!

– А если вдарилки не хватит, “Калигула” же не шипоносец! А если будет поздно? – трагически сказал Дон. – Если мешок прикрывает планету, пока она еще слаба? Мы с тобой Галактику защищать будем, наконец, или нет? Нас Ларкин не похвалит!

– Все это, конечно, да… Но мне как-то…

– Замечательный, прочный, блестящий нож, инструмент настоящего мужчины, прекрасное дополнение к твоему мечу – против какой-то драной шляпы! Да ты скупердяй! Ты – дважды скупердяй, потому что и шляпа – моя. Что ты теряешь? Ровным счетом – ничего.

– Подозрительно мне это все, – сказал Збышек.

И согласился. Его давно снедало любопытство. От сети его Мешком отрезали, а Збышек ненавидел скучать.

***

Настоящим имеем мы приемную в апартаментах Хелен Джей Ларкин, располагающихся в наиболее защищенном месте “Стратокастера”. В приемной тяжело, как сигарный дым, плавает напряженное молчание. А сама Мама Ларкин выглядит так, словно сию секунду у нее в руке зародится ярко сверкающая ветвистая молния и обрушится на голову бригадира Бояринова, испепелив по дороге Эйно Нурминена.

Так мнилось Нурминену и только что прибывшему на “Стратокастер” Дану Бояринову. Можно сказать, что Нурминен и Бояринов присутствовали здесь незримо. Они сидели тихо, как мышки, и исподтишка наблюдали за перемещениями по кабинету Ларкин. Хелен Джей металась от стены к стене, как голодная тигрица. Большой Шеф Запада была вне себя. Но – насколько – знала, к счастью, только она сама. Иначе Эйно и Дан покончили бы самоубийством. Еще вчера: для простоты.

Внезапно Ларкин остановилась, посмотрела на часы, а потом перевела взгляд на платиновую табличку, висевшую на стене под гербом Галактики, что располагался прямо над ее креслом. Девиз ППС. Девиз был краток, и вы все его знаете. “Граница – везде”. Девиз был точен, вы все это знаете.

Но Ларкин подумала: “Стоило бы добавить. “Граница – везде. Всегда.” Так было бы правильнее. Поэтому, Хелен, возьми себя в руки, ты пограничник даже сейчас – когда больше всего на свете хочется к чертям собачьим бросить все, нацелить нос шипоносца в сторону Черной Бороды и врезать по газам. Надоело. И пусть сами выпутываются.” И еще она с ужасом подумала: “Я права. Я старею.”

Она смерила огненным взглядом сидящего по стойке “смирно” Бояринова, покачалась с пятки на носок и произнесла:

– Рада тебя, Дануприцатус, видеть.

Дан Бояринов не нашелся с ответом и промолчал.

– Сейчас придет мой эксперт Сагат Баймурзин и мы отправимся на совещание, – продолжала Ларкин. – У вас, Дануприцатус, найдется немного времени?

– Конечно! – доложил Бояринов.- Так точно!

– Какой ты пусик, – равнодушно сказала Ларкин. – Возьми в баре лимонаду. Ксавериус, где наш психованный проф?

– Мисс Хелен, Баймурзин идет по коридору.

– По какому коридору?

– Профессор Баймурзин двигается по коридору С-76-а, что ведет от лабораторного корпуса шипоносца к станции перемещений. Если он направляется прямиком сюда, то ожидать его появления следует в течении десяти-пятнадцати минут. Боюсь, однако, что проф намерен заглянуть к себе и переодеться. Он, как бы это сказать, немного не одет. Эксцентричность, профессора Баймурзина уже входит в легенду, мисс Хелен Джей, сэр.

Ларкин устало улыбнулась.

– Хоть что-то в Галактике меняется к лучшему, – сказала она. – Он стал одеваться, идя на совещания. Подождем…

Утром сегодня, когда взмыленная и не выспавшаяся Ларкин завтракала, ее вызвали в центр связи. С ней хотел побеседовать (это называлось “консультация”) Набольший Шеф ППС адмирал Сухоручко. Откусывая на ходу от крылышка курочки и запивая откушенное пивом, Ларкин пробрела на подгибающихся от усталости ногах в личную радиорубку, задвинула двери и уселась в кресло.

Стереограмма оказалась черно-белой, время от времени мелкая рябь проходила по поверхности ее, и непрерывно мигали индикаторы, оповещая, что связь – высшей степени защиты, что связь стабильна, что никто не пытается дешифровать канал, что никто канал не копирует и что записи разговора ни со стороны адмирала, ни со стороны Ларкин не ведется.

– Хелен, – сказал Сухоручко.

– Иосиф, – сказала Ларкин.

– С вашего разрешения, Хелен, я пью пиво.

– С вашего, адмирал, – я тоже.

– Ваше здоровье, Хелен.

– Ваше, Иосиф.

Адмирал Сухоручко не нравился Хелен Джей; она весьма уважала его, но он никогда ей не нравился. Сухоручко, опытнейший политик, разумеется, сразу, давно это понял, но, к чести его, пока никак не реагировал. Отношения Большого и Набольшего Шефов были точными, деловыми, с легким налетом суховатого панибратства.