— Ну, да… А что тут отрицать-то? Был… Я его сам пригласил ещё пару дней назад. Только вот выпили мы с ним всего ничего… — и тут же испугавшись, что о нем подумают, затараторил: — Да мы не для выпивки собрались, не подумайте, мы картины обсуждали, мы сокурсники с ним, друзья, единомышленники!
— Друзья, значит… Единомышленники… — задумчиво проговорил Перепелица, внимательно осматривая открытую бутыль и нюхая её горлышко. — Интересно, а почему это «друг» и «единомышленник», вдруг, на ночь глядя, отправляется на станцию, как будто от кого-то убегая, а? — и исподлобья взглянув на ломавшего руки на груди Ганина.
— Да не убегал он! Говорю ему, «останься ночевать», а он, «жена, дети, не могу»…
— … А супруга его — резко перебивая Ганина, впрочем, не повышая при этом голоса, сказал следователь, — Расторгуева Татьяна Николаевна, рассказала мне совершенно другое: что Расторгуев Павел Валерьевич прислал ей смс на мобильный телефон, что он встретится с Вами, Ганиным Алексеем Александровичем, для обсуждения Вашей предстоящей выставки, а потом вернется домой. Спрашивается, зачем Вы хотели задержать Расторгуева П. В. у себя дома на всю ночь, в глухом садовом поселке?
— Да не задерживал я его, не задерживал! — не выдержал Ганин и опять принялся бегать по комнате. — Жене он просто никогда не говорит правду, у них все давно на грани развода, Пашка не ночует дома периодически, вот и все! А ночевать он у меня захотел сам, поговорить об искусстве, о жизни, вот и все, а потом вдруг резко передумал и решил вернуться домой! А я ему, «куда ты на ночь глядя», а он, «жена, дети»…
— Ну, ладно, ладно! — поспешно замахал рукой следователь. — Это я уже слышал… — «накручивать» Ганина больше не имело смысла — все с ним Перепелице уже было ясно. — Да не беспокойтесь Вы так, Алексей Юрьевич, сядьте, выпейте, в конце концов, Вас уж точно никто ни в чем не подозревает. Супруга Расторгуева о Вас очень хорошо отзывалась, да и коллеги и друзья потерпевшего, которых я успел обзвонить, тоже.
И тут до Ганина, наконец-то, дошло…
— Подождите… подождите… в чем… не… подозревают… что… с… Пашей…? — прошептал, задыхаясь, Ганин, пододвигая стул прямо к майору и медленно на него садясь. Он, казалось, уже знал ответ, но инстинктивно пытался ухватиться как утопающий за соломинку, хоть на секунду пытаясь отсрочить неизбежное…
— Гражданин Расторгуев П. В., - бесстрастно и четко ответил следователь, внимательно глядя в глаза Ганину, — упал вчера примерно в 23:45 под колеса товарного поезда. В принципе, такую смерть я бы легко мог квалифицировать или как самоубийство, или как несчастный случай — погибший находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, а, по словам жены, страдал затяжными приступами депрессии и запоями, если бы…
— Что… если бы… — шепотом, забывая о всякой субординации, схватив за руку следователя, спросил Ганин, просто пожирая его глазами.
— … если бы не были обнаружены следы крови, а также окровавленная шляпа на скамейке перрона.
— Мать честная! — всхлипнул Ганин и беззвучно зарыдал, закрыв лицо руками, а его очки беспомощно упали на пол.
Лицо следователя передернуло и он резко встал, оперся рукой о спинку стула Ганина и успокаивающе потрепал рукой его плечо:
— Гражданин Ганин, Ваши сведения очень важны для следствия, очень… Дело действительно не простое и только Вы можете дать хоть какие-то нити для его распутывания: Вы — единственный, кто в этой округе видел потерпевшего незадолго до смерти. Выпейте, Вам будет легче! — майор взял почти пустую бутыль с настойкой и резким движением налил в грязный стакан уже немного выдохшейся темно-красной жидкости.
Ганин торопливо закивал головой, шумно высморкался в платок, который он достал из нагрудного кармана рубашки, вытер глаза рукавом и быстрыми, чмокающими глотками, осушил стакан, а потом рассказал все, что произошло за вчерашний день — от встречи с Расторгуевым в городе до их расставания на пустынном ночном перроне пригородной электрички.
… - Поня-я-я-ятно… — протянул следователь, дослушав до конца сбивчивый рассказ Ганина и затушив в жестяной пепельнице уже пятый окурок. — Значит, по-Вашему выходит, что возвращение гражданина Расторгуева было совершенно ничем не объяснимым — ну, разве что запоздалыми муками совести перед женой и детьми —, а его смерть на рельсах — ничем не мотивированной и случайной, не так ли?
— Гм… — озадаченно хмыкнул Ганин. — Я этого не говорил, но вполне возможно: Пашка — человек ветреный, непредсказуемый, он действительно может менять свое решение в считанные минуты. А вот что касается смерти… Не знаю даже… Просто смерть таких близких для меня людей такая редкость…
— Редкость, Алексей Юрьевич!? Редкость?!!! — внимательно сверля взглядом Ганина, вдруг повысил голос следователь. — А гражданка Мещерякова Лариса Николаевна, Вам, случайно, не знакома?
— Лариса? Как же… Мы… в общем, мы встречались…