— Не спрашивай, долго объяснять… — с досадой махнула рукой Лилит, вставая. — В общем, его очень хорошо охраняют, причем так, что даже мой папаша со всей своей шайкой туда не может проникнуть — именно поэтому ему и понадобилась эта затея с портретом. Но чтобы он и туда не проник — его портрет, который ты почти дорисовал, надо уничтожить! Тогда ты захлопнешь Врата окончательно и он тебя уже никогда не достанет, как и меня тоже, потому что я тоже останусь там, в твоем мире… Мне даже страшно подумать, что со мной сделает отец, если я попаду в его лапы! В гневе он беспощаден! — Лилит, явно волнуясь, принялась ходить туда-сюда как маятник.
— Но как же я его уничтожу? — недоуменно развел руками Ганин. — Да и как я его достану, если рисовал я его на небесах!?
— Не говори чепухи! — резко оборвала его Лилит. — Небеса — это иллюзия, недорисованный портрет по-прежнему стоит в Библиотеке. А уничтожить его можешь ты также легко, как обыкновенный — достаточно просто его поджечь. Но поджечь его должен именно ты, своею собственной рукой! Портрет — твой, и только ТЫ можешь его уничтожить! Ни я, ни мои слуги, даже сам Сет, что может одним взглядом спалить весь ваш земной шар, не может его даже поцарапать! Ты ЭТО понимаешь?
— Понимаю… — прошептал Ганин. — А как же твой портрет?
— А-а-а-а, зришь в корень… — лукаво ухмыльнулась она, обнимая Ганина. — Его ты вынесешь из дома — боюсь, дом может взорваться ко всем чертям. Я по-прежнему буду жить в нем, в нарисованной тобой лужайке с замком, и буду приходить к тебе, как и прежде, как и ты — ко мне, и больше ничто нас уже не разлучит… И никто… — последние слова Лилит прошептала уже еле слышно, томно закрыв глаза и нежно прикасаясь своими теплыми и приторно-сладкими устами к его губам. Ганин судорожно сглотнул слюну.
— Но я хочу жениться на Снежане, — тихо, но твердо сказал Ганин, легко отстраняя Лилит.
Но его слова прервал мелодичный, но металлически бездушный жестокий смех.
— Разве ты забыл, что Я тебе сказала? Теперь Я буду Снежаной, единственной отныне Снежаной! Если хочешь, я буду даже носить такие же штанишки как она и ругаться матом! Буду как настоящая — мне это ничего не стоит! Впрочем, у тебя все равно нет выбора, — театрально пожала она своими изящными плечами, — твоя благоверная уже мертва — ты сам только что выпил всю её кровь до капли! Правда, вкусная она была?! — и Лилит опять рассмеялась.
Лицо Ганин позеленело и побелело одновременно, его всего затрясло от ужаса, гнева и боли…
Но сказать он ничего не успел, поскольку в этот момент раздался оглушительный удар грома, от которого заложило уши, и все здание заходило ходуном, сверху посыпалась штукатурка.
— Проклятье, Эш Шамаш! — лицо Лилит исказила гримаса страха, оно побелело как полотно. — Отец уже здесь! Бежим!
Тут удары стали раздаваться все сильнее и сильнее, все ближе и ближе, земля уходила у них из-под ног, как при сильном землетрясении.
Лилит мгновенно схватила Ганина за руку и бросилась бежать, за ними побежали и её слуги. Не останавливаясь ни на секунду, она с пронзительным шипящим криком метнула что-то в стену, и в ней образовался темный проход, в который все они и юркнули. Оглянувшись назад, Ганин успел заметить, как в разваливающийся от чудовищных ударов зал ворвались два гигантских льва — самец и самка, запряженные в горящую ярким солнечным светом колесницу, величиной в три человеческих роста, на которой стоял солнцеокий великан на этот раз в образе египетского бога-фараона Ра — в высоком головном уборе, с золотым обручем вокруг черепа с украшением в виде кобры, хищно щерившей свои ядовитые зубы, с могучим загорелым обнаженным торсом, а рядом с ними бежали сотни огнедышащих шакалов, ядовитых скорпионов величиной с лошадь и Бог знает ещё каких тварей, которых Ганин рассмотреть не успел.
— Лили-и-и-и-и-ит! Изменница!!!!!!!!! Шкуру спущу-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! — раздался громоподобный вой, от которого падали куски перекрытий и переворачивались столы и стулья, закладывало уши.
Но портал уже закрылся и они бежали вперед в кромешной тьме…