Врата Обелиска

Незачем упоминать, что они стали бы такими же неприкаянными, если бы их врагам удалось убить Иссун и прочих орогенов. Он поймет это в конце концов, по-своему трудно, тяжело. Но поскольку он кое-чего не знает, я говорю это вслух.

– Реннанис мертв, – говорю я. – Иссун убила его.

– Что? – Он слышал меня. Он просто не верит тому, что слышал. – Ты хочешь сказать… она заморозила их? Отсюда?

Нет, она использовала магию, но все, что сейчас имеет значение, – это:

– Все в его стенах сейчас мертвы.

Он обдумывает это целую вечность или несколько секунд.

– В экваториальном городе должны быть обширные запасы. Нам на много лет хватит. – Затем он сдвигает брови. – Но отправиться туда и принести назад столько добра – это же целый подвиг.

Он не дурак. Я думаю о прошлом, пока он соображает. Когда он ахает, я снова обращаю на него внимание.

– Реннанис пуст. – Он смотрит на меня, встает и начинает расхаживать по комнате, топая и плюхая. – Злой Земля – Хоа, вот ты о чем! Целые стены, дома, хранилища… и, ржавь, не с кем сражаться за все это! В эти дни никто в здравом уме не идет на север. Мы могли бы там поселиться!

Наконец-то. Я возвращаюсь к размышлениям, пока он бормочет, и ходит, и, наконец, смеется. Но тут Лерна останавливается и смотрит на меня сузившимися от подозрения глазами.

– Ты для нас ничего не делаешь, – говорит он. – Только для нее. Зачем ты мне это рассказываешь?

Я складываю губы изгибом, и его челюсть твердеет от отвращения. Мне-то что.

– Иссун хочет безопасного места для Нэссун, – говорю я. Молчание, возможно, проходит час. Или мгновение.

– Она не знает, где Нэссун.

– Врата Обелисков дают достаточную четкость видения.

Вздрагивание. Я вспоминаю слова для этого движения – вздрагивание, вдох, сглатывание, гримаса.

– Огонь подземный. Тогда… – Он мрачнеет и смотрит на полог перед спальной.

Да. Когда ты очнешься, ты захочешь найти свою дочь. Я вижу, как осознание этого смягчает выражение лица Лерны, снижает напряжение его мышц, расслабляет позу. Я понятия не имею, что все это значит.

– Почему? – У меня уходят годы на осознание того, что он говорит со мной, а не с собой. Однако, когда я это понимаю, он заканчивает вопрос. – Почему ты остаешься с ней? Ты просто… голоден?

Я справляюсь с желанием размозжить ему голову.

– Конечно же, потому, что я люблю ее. – Вот, мне удалось сохранить цивилизованный тон.

– Конечно. – Голос Лерны звучит тихо.

Конечно.