Врата рая

По-хорошему, надо было отослать ее еще вечером, сразу после тех слов, произнесенных шепотом. А он притворился, будто не слышит, увел ее в свою постель и занимался любовью до самого рассвета. Надо же быть таким дураком.

Дрю принялся рычать сквозь зубы. Наговорив достаточно, чтобы устыдить даже Джильду (этого исключительно непристойного в речах попугайчика Кэйл также взял под опеку), он вовсе не устыдился сам. Его раздражение достигло края. Ну вот что теперь делать? Ладно бы, сам начал влюбляться, но чтобы она... Ни в коем случае. Уже очень давно он поклялся, что никогда не примет ответственности за любовь к нему, за боль, не оставляющую возможности жить.

— Доброе утро.

Тусклый со сна и все-таки приятный голос заставил его вздрогнуть. Конечно же, он кончит тем, что сделает ей больно. Лучше немного помучиться сейчас, чем серьезно страдать в дальнейшем.

Не снимая рук со стола, он повернул голову. Взъерошенная, Эмили пробуждала в нем совершенно нежелательные чувства, так близкие ощущениям минувшей ночи. А как сексуальна эта улыбка!

Из выходивших на восток окон лилось солнце, пробиваясь сквозь белую ткань парадной рубашки, позаимствованной из его гардероба. Роскошные формы, просвечивающие сквозь хлопок, манили, и Дрю отвел взгляд. Непослушное тело напряглось, оно помнило ночь, и Дрю стало еще хуже. Эти длинные, безупречных очертаний ноги больше не для него...

Он выпрямился и достал из буфета большую черную кружку.

— Тебе пора домой. Бабушка, наверно, беспокоится.

Он не собирался отсылать ее так резко, но так уж вышло. В конечном счете, оно, пожалуй и лучше. Хватит им заниматься ерундой и взращивать в себе чувства, которых нельзя себе позволять.

Не надо только было смотреть на нее при этих словах. Занялся бы своим кофе и не видел, как изумление на ее лице превращается в страдание.

— Дрю? — Настороженность голоса его добила. — Что происходит?

Он наконец налил себе горячего варева.

— Мне надо поспеть ко второму завтраку у тети. Кэйл с Амандой будут разворачивать подарки, потом уезжают в свадебное путешествие. Я обещал проводить.

А еще обещал, что будет там с Эмили.

Что ж, ничего не поделаешь.

Она скрестила на груди руки.

Дрю отхлебнул кофе, оттягивая момент. Ну что тут такого, прямо так и скажи ей, что намерен пройтись по ее сердцу грязными башмаками. Она — первая женщина, о которой он не побоялся задуматься, но какая разница? Белый рыцарский скакун брыкнул и сбросил его.

— Не умеешь брехать, вот что. — В ее глазах читалось подозрение. — Думаю, моя бабушка и твой завтрак ни при чем, ты выставляешь меня не поэтому.

Паровой молот — это ты, Дрю. Та же деликатность. С тяжелым вздохом он поставил кружку. Началось плохо, будет еще хуже, и ничего с этим не поделаешь.

— Послушай, Эмили...

— Нет, это ты послушай, — загораясь возмущением, перебила она. — Ночью все было прекрасно. Что стряслось? Услышал, как я сказала «люблю»? Поэтому удираешь на четвертой скорости?

Зазвенел телефон. Отрицать или признаться? Поговорить с тем, кто звонит, чтобы выиграть время и найти подходящие слова? Ведь если избегать объяснений, это не приведет ни к чему хорошему, для обоих. Лучше уж покончить с этим и продолжать жить — у каждого своя жизнь и свое дело.

Звонок смолк. Эмили глянула на красные цифры дисплея и заметила, что ответа дожидаются целых семь посланий. В ее взгляде засветилась насмешливая брезгливость.

— Держу пари, с тобой хотят говорить все бедняги, которых обожгло веревкой, когда ты вырвался у них из петли, — так ты боишься, что тебя заарканит женщина.

— Ничего подобного, — запротестовал он, правда, без особой уверенности. Она действительно угадала, не один год ему приходилось внимательно следить, чтобы не вступить ни с кем в более или менее прочную связь.

Эмили сердито откинула с лица волнистую светлую прядь.

— Поэтому ты холоден со мной? Боишься, что я тоже припасла аркан в сумочке? Или я ошибаюсь и я тебе тоже не безразлична? Ведь так?

— Нет... не то, чтобы безразлична. — Слова не пролезали в горло. Не безразлична... очень даже небезразлична. Было бы по-другому, не шел бы сейчас этот разговор.

— Я что, требовала от тебя сжечь твою записную книжицу? — Она оттолкнулась от стола и подошла вплотную, пальцы ног уткнулись в его уличные туфли. — Я хоть раз намекнула, что рассчитываю на брас или на постоянную связь?

— Нет, — признал он. Не будь дело таким серьезным, он бы порадовался этой ярости и злости.

— Так что, — она попыталась проткнуть в нем пальцем дырку, — ты такое забил себе в голову?

Он вздохнул, понимая, что это конец.

— Я не хочу твоей любви, Эмили.

Глава двенадцатая

Если бы он ударил ее, Эмили не оказалась бы более оглушенной. Эмоционально, во всяком случае. Эти негромко произнесенные слова, точно прямой удар в сердце, разбили ее мир на миллион осколков.

Я не хочу твоей любви, Эмили.