Врата судьбы

— Паршиво, — заметил полковник Пайкэвей. — Хозяева стали слишком увлекаться. Все им мало. Говорят о дочерях лошадиных пиявок — сыновья лошадиных пиявок ничем не лучше. В общем, вы переехали туда. Надо ухаживать за своим садом, — продолжал полковник Пайкэвей, внезапно перейдя на французский язык. — Пытаюсь снова вспомнить французский, — пояснил он. — Нам ведь теперь приходится участвовать в общем рынке. Кстати, там тоже все не просто. Закулисные дела, знаете ли. Внешне ничего не заметно. Значит, вы переехали в «Ласточкино гнездо». Что вас привело в «Ласточкино гнездо», хотел бы я знать?

— Дом, который мы купили, сейчас называется «Лавры», — сказал Томми.

— Глупое название, — сказал полковник Пайкэвей. — Хотя одно время было популярным. Помню, когда я был мальчиком, все соседи, знаете ли, имели длинные дорожки перед домом. У всех они были покрыты гравием и по обе стороны обсажены лаврами. Иногда зелеными и лоснящимися, иногда пестрыми. Считалось очень красивым. Наверное, люди, которые когда-то — жили в нем, назвали его гак, имя и прилепилось. Верно?

— Да, я так полагаю, — сказал Томми. — Но не те, которые жили в нем до нас. Кажется, последние жильцы назвали его «Катманду» или каким-то другим иностранным названием, потому что они там жили и им понравилось.

— Да-да. «Ласточкино гнездо» — очень старое название. Иногда вот приходится возвращаться в прошлое. Кстати, о возвращении-то я и хотел с вами поговорить.

— Вы знаете этот дом, сэр?

— Что — «Ласточкино гнездо», он же «Лавры»? Нет, я там никогда не был. Но он фигурировал кое в каких делах. Он связан с определенными периодами в прошлом, с людьми тех времен. Тревожных для нашей страны времен.

— Как я понял, к вам в руки попала кое-какая информация о девушке по имени Мэри Джордан. Или известной под таким именем. Так нам сказал мистер Робинсон.

— Хотите взглянуть на нее? Подойдите к каминной полке. Там слева ее фотография.

Томми встал, подошел к каминной полке и снял с нее фотографию. Это была старомодная фотография, изображающая девушку в красивой шляпке, подносящую к лицу букет роз.

— Сейчас выглядит глупо, верно? — заметил полковник Пайкэвей. — Но она, если не ошибаюсь, была красавицей. Не повезло ей. Умерла молодой. Довольно трагично.

— Я ничего о ней не знаю, — сказал Томми.

— Вполне вероятно, — согласился полковник Пайкэвей. — А кто сейчас что знает?

— В округе она считалась немецкой шпионкой, — сказал Томми. — Мистер Робинсон сказал мне, что это неверно.

— Да, неверно. Она работала на нас, и очень неплохо. Но кто-то на нее вышел.

— Это случилось, когда там жили люди по фамилии Паркинсон.

— Возможно. Возможно. Не знаю все подробности. Я, знаете ли, не имел отношения к этой истории. Ее уже успели переворошить заново. Вы же знаете, всегда какие-нибудь проблемы — в любой стране, по всему миру, и не в первый раз. Да. Можно вернуться на сто лет назад — найдешь проблемы, еще на сто лет — и опять проблемы. Даже во времена крестовых походов — то все рвутся спасать Иерусалим, то по всей стране восстания. Уот Тайлер и прочие. То одно, то другое, но всегда проблемы.

— Вы имеете в виду, сейчас возникла какая-то новая проблема?

— Ну, разумеется. Я же говорю вам, они есть всегда.

— И какая?

— О, мы не знаем, — ответил полковник Пайкэвей. — Но приходят даже ко мне, старику, и расспрашивают, что я могу рассказать им и что мне известно о некоторых людях из прошлого. Многого я не помню, но некоторых людей знаю. Иногда необходимо искать в прошлом. Надо знать, что тогда происходило. Какие секреты люди хранили, что они знали, но молчали, что они скрывали, как они пытались вас обмануть относительно того, что произошло, и что произошло на самом деле. Вы проделали хорошую работу, вы и ваша женушка, в разные времена. Хотите еще поработать?

— Не знаю, — проговорил Томми. — Если — а вы думаете, я что-то могу сделать? Я уже стар.

— Ну, на мой взгляд, здоровье у вас получше, чем у других в вашем возрасте. А то и получше, чем у более молодых. А ваша жена всегда умела добывать сведения, верно? Прямо как натренированная ищейка.

Томми не смог сдержать улыбки.

— Но в чем дело, — спросил он. — Я — разумеется, я всегда готов сделать все, если — если вы полагаете, что я могу, но я не уверен. Никто мне ничего не сказал.