Врата Валгаллы

– База – Шельме, охоту разрешаю.

– Лидер – Шельмам. Перекличка. Доложить, у кого торпеды целы.

Мгновенная, безумно раздражающая пауза, видимо, пока Магне соображает, что расчет начинается с него.

– Красный-Два. Обе тут.

– Красный-Третий. Одна.

– Красный-Четыре. Остаток протонных торпед – две штуки.

Рубен мысленно застонал. Он успел бы навести и выпустить торпеды за время, пока Вале рапортовал о наличии своих.

– Синий-Один. У меня одна.

– Синий-Два. При мне мое...

– Синий-Три. Болтаются пока.

– Синий-Четверка. А я облегчился...

И так далее.

Все. Камень свалился с души. И Вале. Боезапаса потратили немного – на удивление. Есть еще, чем отдаривать.

– Лидер – Шельмам. Охотимся.

Вражья матка набирала ход. Плазма белыми языками вырывалась из дюз, жерла прыжковых наливались красным. И по одной только возможности визуального контакта, расстояние тут – доплюнуть. Мы могли бы оказаться на дистанции запуска в мгновение ока. Вектор задан, уроды на ходу ныряют в люки. Чужие крейсеры стягивались к точке выхода АВ, готовые жертвовать собой, чтобы дать спастись ему. Наши норовили их отсечь. Плотность заградительного огня была... Отвага – отвагой, но когда крейсеры палят друг по другу, истребителям меж ними делать нечего. Нет. Горькое сожаление при виде готовой к прыжку добычи. Аж руку свело. Что, вообще говоря, не мешало вести огонь по отставшим. Даже если просто помешать им добраться до уходящей матки – этого будет достаточно. На крохах-истребителях двигателей Брауна-Шварца нет. В нашем пространстве мы сделаем с ними все, что захотим.

Крейсер взорвался, вокруг него вспухло облако белого фосфоресцирующего пара. Внутри, как в сердце белого пиона, полыхал зрелый пурпурный огонь. Что за топливо у них – этакого цвета? Блистер притух, поляризуя вспышку, но Рубен все равно машинально прикрыл глаза левой рукой. Несколько секунд вся внутренняя поверхность колпака представляла собой один ослепительно-белый бэкграунд. Жестокий удар по зрительному аппарату, краткая, но всегда пугающая – а ну как на этот раз добром не кончится! – слепота, и четкое графическое отображение внутренности кабины на глазном дне. Неприятная вещь, и крайне опасная – при наших-то скоростях.

– Синий – Лидеру. Можно пройти. Вижу – как.

– Лидер – Синему. Сам вижу. Слева встань.

– Лидер – Шельмам. Строй Дельта. Торпеды к бою. ПОШЕЛ!

Двенадцать Тецим канули в клубы пара. Замолчавший крейсер – вернее то, что от него осталось, стремительно пожираемое пламенем – открыл брешь в сплошной стене огня. Шельмы чиркнули по краю облака взрыва. Прорвались? Рамка прицела взвизгнула, фиксируя цель. По прыжковым дюзам его! Хоть на градус сбить направление, чтобы поведение этой залатанной посудины в прыжке стало непредсказуемым. С поврежденной дюзой они никогда не выйдут, куда им надо. Несколько торпед, сорвавшись с подвесок, пронеслись справа и слева от машины Лидера. Сказать по правде, Рубен увидел только вспышки их реактивных двигателей. Сами торпеды канули в ничто.

– Лидер – Шельмам, ОТСТАВИТЬ!

Слишком поздно. И хорошо. Долей секунды раньше – плазменный выхлоп не оставил бы от Шельм даже обломков. Или, что не лучше: инверсионная воронка уходящего АВ могла подхватить их и увлечь за собой. Не имея прыжковых двигателей, истребители в таком случае были бы обречены. Любой пилот, дай ему выбирать, предпочтет мгновенный удар плазмы многодневному дрейфу в пустоте, медленному умиранию привязанным к креслу. Волей-неволей будучи к командованию близок, ты знаешь, что если этот АВ никогда больше сюда не прыгнет, руководство не сочтет это слишком дорогой разменой. Разумеется – неофициально. Открытая политика такова, что героизм в его чрезмерных появлениях остается на совести исполнителя. Как-то иначе оно отсюда выглядит. До тех пор, пока в деле играют одни арифметические показатели, едва ли ты станешь жертвовать эскадрильей. Или собой. Ты слишком плохо представляешь, сколько времени это поле будет тебя волочь, не окажешься ли ты сразу в пределах поражения плазменных дюз, как пойдут твои торпеды там, где действуют совершенно иные законы физики. К слову – ты и законов тех тоже толком не знаешь. Возможно, тебя убьет сама воронка. Для того чтобы раз и навсегда найти ответы на эти академические вопросы, у тебя пока маловато решимости. Или злости.

Но все равно – слишком поздно. Авианосец исчез, будто и не был никогда. Самая крупная рыба всегда уходит. Только полыхали разбросанные по темноте, искореженные груды металла. Чужие. И свои.

Все? Этот раз – первый – как бы за нами, да? В смысле – победа?

– Красный-Четыре – Лидеру, смотри три часа выше...

О... Мать Безумия, иначе не скажешь! И, кстати, о вреде рефлексии...

– Лидер – Шельмам, уходим... врассыпную, НЕМЕДЛЕННО! ПОШЕЛ!