Врата Валгаллы

Вале, опираясь на локоть, заходился в кашле. Дален неуверенно стоял над ним: то ли поднимать, то ли дать очухаться. Единственный, кто, ступив на порог, не сделал ни единого движения, был Рубен. Старший офицер среди присутствующих, имевший право «поднять и двигать вопрос».

Коридор за спинами рассыпался гулкой дробью многих ног, па пороге вырос Гросс собственной персоной и еще восемь его пилотов: те, что числились в остатке.

– Что, Эстергази... Что за... дерьмо?

Вале наконец собрал себя в кучку. Дален помог ему подняться, но Иоханнес оттолкнул его руку и, шатаясь, побрел в ближайшую кабинку. Там его громко вырвало. Ни на кого не глядя, с видимым усилием дотащился до питьевого фонтанчика и, зачерпнув ладонью, сполоснул рот. Все молча смотрели на него.

– Иоханнес, ты хочешь, чтобы я дал делу законный ход? – Голос был совершенно чужим, холодным, сухим и таким презрительно-княжеским, каким и от рождения ни разу не был. – Должен предупредить, если он скажет «да», я покончу с тобой, как с комэском и добьюсь расформирования твоей уличной банды.

Вале покачал головой, хотя и видно было, что через силу. Против самого себя Рубен вздохнул с облегчением. Помимо писаного Устава, в армии, само собой, есть и неписаный. Не выносить на вышестоящее начальство то, что... словом, можно не выносить.

– Трое твоих напали на одного моего. Сам их накажешь. Так, чтобы я... нет, так, чтобы он остался удовлетворен?

– А я тебе должен за этого плюгавого педика?

Наверное, это длилось всего мгновение: кровавой яростью заволокло глаза. Эстергази даже испугался: не оно ли, не та ли самая роковая вспышка давления, о которой его предупреждали упорно и долго и каковым предупреждением он так неосмотрительно пренебрегал? Но и испуг был ненастоящий, того же рода, как в бою, когда веселое бешенство заставляло забывать обо всем. Там это было противостояние мастерства и техники, и чужой пилот точно так же был осведомлен о ставках в этой игре. Расстреливая чужой истребитель, он никогда не добивал катапультировавшегося пилота, поскольку это противно чести. Сейчас он не просто желал Гроссу скорой и мучительной смерти – он хотел убить его прямо сейчас и своими руками, раздолбать ухмыляющееся рыло прямо о мокрый кафель. И мог – вот что самое неприятное. Эскадрильи стояли кругом. Трое на одного – полное дерьмо, в глубине души это признавал каждый, но комэск против комэска – это шоу, в особенности если – эти два комэска. И лишь во вторую очередь повод к свалке стенка на стенку.

– Гросс, ты, надеюсь, понимаешь, что на этот раз...

Нет, не то. Ехидный прищур Гроссовых глаз, в которых если и есть тревога, то очень уж глубоко запрятана.

– Если ты отказываешься решать вопрос со своими людьми, я буду решать его с тобой.

– Даже так?

– Так. Вплоть до дуэли.

Гросс присвистнул.

– Вылетишь, – констатировал он. – И с комэсков, и со службы вообще. Хотя с твоей кредитной карточкой можно себе позволить.

– А с твоей – нет.

Победителем здесь будет не тот, кто приложит больше силы в нужную точку, а тот, кто удержит нерв.

– Да ладно, – сказал Ланге, которого в числе нападавших не было. – Шельмам гонору давно бы поурезать. На боевые операции ходим поди. И у нас поди-ка перекрестье прицела имеется. Можем ведь и не оказаться рядом... когда очень понадобимся.

Гросс цыкнул и зашипел, но поздно. Есть грань, которую научаешься не переходить, но для этого требуется житейский опыт и хотя бы минимум ума. Как ни странно, глупая ненависть Ланге столкнула камень с души Эстергази.

– Я этих слов не слышал, – сказал он. – Твой пилот их не говорил. Иначе возникнут сложности, которые действительно

не нужны ни тебе, ни мне. Само собой, если вас не будет в нужном месте в нужное время... что это такое – ты сам понимаешь. Вопрос уже не дисциплины. – Он обнаружил, что улыбается, стоя так высоко, что Гроссу не допрыгнуть вровень даже на батуте. – Это называется другим словом.

– Хорошо. – Гросс сделал чрезвычайно важный шаг назад, подчеркнув тем самым уступку, но по-прежнему глядя Эстергази в глаза. – Я их накажу, всех... четверых. За идиотизм! Надеюсь, будешь доволен.

– Не буду, – сказал Эстергази.

Еще секунду они мерились харизмой, потом Шельмы, повинуясь жесту Лидера, слезли со спин поверженных врагов, те поднялись, в комбинезонах, сплошь пропитанных водой, и, ни на кого не глядя, вышли первыми. Ни один из Шельм не тронулся с места, пока все остальные Кинжалы следом за своим комэском не покинули поле боя.

– Свободны, – сказал Рубен уже своим нормальным голосом.

Из всех побед эта была самая тяжелая.

Не торопясь и проходя в двери по одному, пилоты потянулись обратно.

– Вале!

Иоханнес вздрогнул, обернулся, взглянул – как обжег. Рубен даже вздрогнул непроизвольно.

– Я говорил по одному не ходить?

– Так точно, командир. Съер.

– Индивидуалист?

– Вроде того.

– Я тоже, – неожиданно признался Рубен. – Как по мне, подходящее качество для аса.

* * *