Врата времени

— Сам «сладость жизни», малыш, — Гринлиф все еще улыбался. — Впрочем, кажется, ты смотришь на меня свысока. Но теперь сам засел так же глубоко, как и я. Нe припоминаешь?

— А мне жаль вас...

Гринлиф коротко и презрительно хмыкнул, сочувственно покачав головой. — У меня будет, пожалуй, более долгая и безболезненная жизнь, чем у большинства людей. Говоришь, одна из этих моделированных личностей умерла в 23 года? Это что, средняя продолжительность жизни была тогда такая?

На лице Мэлори показалась странная полуулыбка-полугримаса. — Ну, для его поколения в Европе — пожалуй. Там как раз была большая война. Ее называли Первой мировой...

— Но ты же сказал, что он умер от болезни?

— Ни в коем случае. Я сказал только, что у него была болезнь, туберкулез, и, конечно, рано или поздно он бы от нее умер. Но он погиб на войне, в 1917 году новой эры, в местности, называвшейся Бельгией. Насколько я помню, тело его не было найдено — огонь заградительной артиллерии полностью уничтожил и его самого, и аэроплан.

Гринлиф примолк было и вдруг взорвался: — Аэроплан! Что ты плетешь?!

Мэлори выпрямился и, хоть стоять было больно, уже не опирался на кресло. — Теперь я расскажу: Георг Гойнемер, так звали его, сбил пятьдесят три вражеских аэроплана, прежде чем погиб сам. Стой! — В голосе Мэлори послышались такие сила и твердость, что Гринлиф, угрожающе шагнувший к нему, опешил. — Прежде чем ты это сделаешь, подумай хорошенько, на чьей стороне — твоей или моей — будет победа в бою там, снаружи.

— В бою...

— Там девять кораблей против пятнадцати, если не больше, берсеркеров, но мне есть на что надеяться. Псевдоличности, которых мы послали в бой, не дадут перерезать себя, как баранов.

Гринлиф еще несколько мгновений пристально смотрел на него, потом вдруг метнулся к консоли координатора. Экран все еще был белым как молоко, лишь полосы помех пробегали по его поверхности; увидеть или предпринять что-либо было невозможно. Гринлиф медленно опустился в кресло.

— Что же это ты со мной натворил? — выдохнул он. — Сборище увечных музыкантов... Ты не мог солгать обо всех!

— О, каждое сказанное мной слово было правдой. Конечно, не все летчики Первой мировой войны были инвалидами. Многие были в отличной форме, прямо-таки фанатично заботились о своем здоровье. И что все они были музыкантами, я тоже не говорил, хотя, разумеется хотел, чтобы ты решил именно так. Бэлл — самый талантливый музыкант из всех летчиков его времени, но и он был всего лишь любителем. Правда, всегда повторял, что терпеть не может свою основную профессию.

Гринлиф по-стариковски скорчился в своем кресле:

— Но один же был слепой... это невозможно!..

— Так думали и его враги, когда в начале войны выпустили его из лагеря. Да, Мэннок был слепой на один глаз. Ему пришлось обмануть врачей из комиссии, чтобы попасть в армию. Трагедия выдающихся людей прошлого в том, что они расходовали все свои силы на уничтожение друг друга. В те времена воевали не с берсеркерами, а с теми, кого можно лихо разгромить, пустив в дело аэропланы и пулеметы. Правда, как мне кажется, человечество всегда противостояло берсеркерам в том или ином обличье...

— Погодите, я хочу убедиться, что правильно вас понял, — теперь Гринлиф говорил почти просительно: — Мы что, послали псевдоличности девяти военных летчиков?

— Девяти лучших из лучших. Историки считают, что эти девять вместе взятые могут засчитать себе более пятисот побед в воздушных боях. Конечно, не обошлось без преувеличений, но все же...

Снова молчание и тишина. Гринлиф медленно развернул свое кресло к экрану. Поток частиц стал иссякать. Сидевший на полу Мэлори снова встал, на этот раз совсем не чувствуя боли. Почти свободная от помех голограмма показывала одну-единственную светящуюся точку, выплывшую из эпицентра боя и стремительно приближавшуюся к «Джудит». И эта точка была красной.

— Конец, — сказал Гринлиф и встал. Медленно вытянув из кармана незнакомое, но явно огнестрельное оружие, он направил его на сжавшегося в комок Мэлори, но вдруг снова изобразил дружелюбную улыбку и покачал головой.

— Не-ет, тобой пусть лучше займутся машины. это будет тебе более чем неприятно...

Как только послышался шорох воздушного шлюза, Гринлиф поднял оружие к виску. Взгляд Мэлори неотрывно следил за ним. Щелкнул замок внутренней двери шлюза, и Гринлиф нажал на спуск.

Одним прыжком Мэлори оказался возле Гринлифа и выхватил из обмякшей руки оружие прежде чем мертвое тело коснулось пола. Крутнувшись на месте, он направил дуло в сторону раздвигавшихся створок шлюза. Стоявший в шлюзе берсеркер был тем же самым, что и раньше, или, во всяком случае, той же модели. Но вид его изменился почти до неузнаваемости. Одна металлическая лапа была наполовину срезана — из обрубка свисали оборванные провода. Весь корпус был изрешечен небольшими пробоинами, а над головой, словно нимб, переливалась корона электрических разрядов.