Вражда с первого взгляда

В кино он рассказывал Анюте про актеров, режиссера и продюсера картины, объяснял сюжет и делился впечатлениями от увиденного, наклоняясь при этом к самому уху девушки и дыханием щекоча ее щечку. Аня благодарила создателей кинотеатра за то, что в зале непременно должно быть темно, в противном случае все вокруг увидели бы, как сильно краснела девочка при каждом приближении его губ к ее ушку.

После фильма ребята купили по мороженому и пошли по аллее в сторону Анютиного дома. Время пролетело за один миг, вот уж и подъезд, а расставаться так не хочется…

Еще около часа молодые люди стояли под козырьком входной двери, обсуждая все на свете. А прощаясь, он на несколько секунд дольше нужного задержал ладошку Ани в своей руке.

Весь последующий вечер девочка вспоминала эти моменты, прокручивала в голове раз за разом, осознавая, что влюбилась окончательно и бесповоротно. И началась новая жизнь.

Дверь в бухгалтерию была приоткрыта, а из кабинета доносились женские голоса. Я прислушалась.

– Девочки, я даже не представляю, как мы будем это все разгребать!

– Не говори, Света, кошмар, да и только! До сих пор не понимаю, зачем мы втроем здесь сидели целыми днями, если Иван Степанович сам проводил большинство операций и сводил отчеты. Мне кажется, что-то тут явно нечисто. Ну, не бывает так, чтобы бухгалтеры не имели на руках всех цифр, а лишь вели зарплатные ведомости да ставили на приход товар. А теперь нате вам, разбирайте документы за несколько лет. Мила, а ты что молчишь, как воды в рот набрала? Неужели тебя не пугает эта кипа документов, свалившаяся как снег на голову?

– Мы – люди подневольные, что сказано, то и будем делать, – отрезала невидимая Мила. – Раскудахтались, посмотрите на них! Вам за это разве платят? Чтобы решения руководства обсуждать?

После этих слов наступила напряженная тишина.

Я решила, что пора и мне вступить со своей партией. Без стука вплыла в кабинет в своем цветастом одеянии, приковав внимание сидящих за столами трех женщин. Слева восседала сухопарая дама лет пятидесяти в строгом костюме оливкового цвета. Очки на лице дамы ничуть не уступали тем, в которых я пришла сюда, а актуальная во все времена прическа «шишка» завершала образ. Справа расположилась девушка, возраст которой сложно было оценить. Про таких говорят «маленькая собачка – до старости щенок». Мелкие черты лица: тонкий носик, небольшие глаза, узкие губы, субтильная фигурка. Встретишь такую на улице и не поймешь, женщина перед тобой или ребенок. Лишь лучики в уголках глаз и небольшие морщинки возле губ говорили в пользу возраста за тридцать. Судя по подслушанному разговору, это была Света, потому как голос, начавший диалог, явно мог принадлежать только этакой дюймовочке. В центре кабинета у окна, насколько я могла предположить, обустроила свое рабочее место Мила – невеста Дениса Мезенского (или уже бывшая невеста в силу произошедшего?) и любовница безвременно усопшего Ивана Соколовского (теперь уж точно бывшая, также в силу обстоятельств). Что сказать, хороша чертовка! Длинные густые волосы цвета блонд ниспадали на плечи и спину, миндалевидные глаза медового оттенка в обрамлении черных ресниц, смуглая после солярия или отдыха на берегу какого-нибудь моря-океана кожа, пухлые губки накрашены не вульгарным красным, а модным нынче нюдовым оттенком помады, глубокий вырез на шелковой блузке открывал совершенные формы. Теперь понятно, почему администратор Любочка назвала Милу гнусной надутой особой, а лучшие друзья разругались в пух и прах. Девушка была красива и точно знала об этом, что позволяло ей с легкостью использовать свою красоту на свое же собственное благо.

– Какая у вас здесь аура мутная! Ничего не видно! – возмутилась я, сдвинув брови к самой переносице. – Что ж вы друг на дружку обиду такую затаили, что хоть топор вешай, даже воздух загустел! Нельзя так, девочки, вы же в одном коллективе работаете, можно сказать, семья.

Я оглядела присутствующих серьезным взглядом и задержала его на миниатюрной Свете:

– Света, вот вы, к примеру, не обижайтесь на Милу. Она вам зла не желает. Все говорит и делает из лучших побуждений! Правда, Мила?