– Поговорили, ох как поговорили! – грустно пробурчала Аня. – Это, считайте, было как раз, когда он только-только фирму свою раскрутил. Я к нему подошла: «Привет», – говорю. А он напрягся, даже испугался, как мне показалось. И буркнул: «Вы кто? Я вас не знаю. И не подходите ко мне больше». Ну, я и не подходила. Только обидно стало… Тогда, наверное, я и решилась – отомстить за маму, папу, за свою загубленную жизнь. И стала думать, как это осуществить.
План рождался медленно и в муках. Но все же появился. Анна решила, что коли Иван из-за алкоголя ей причинил столько боли – с помощью алкоголя его и казнить. Именно так девушка и выразилась. Изменила внешность – для девушек это особой сложности не представляет. Покрасила светло-русые волосы в черный, прибавив себе десяток лет, подстриглась, отрезала челку. И все – родная мать бы не узнала. И устроилась подрабатывать уборщицей в дом, где жил Иван Соколовский. А тут он жену спровадил – и Аня решила: пора!
– Ванька как-то шагал на работу, а ключи он всегда в карман пиджака или куртки клал, я заметила, – рассказывала девушка даже с облегчением, словно ей хотелось поделиться содеянным. – А тут – я, замотанная косынкой от пыли, в комбинезоне, с тряпкой и шваброй. Подножку ему подставила – будто случайно наткнулась, бросилась извиняться, тут ключи и вытащила. А дальше – дело техники. Сделала копии и подбросила к стойке консьержки. Никто ничего не заметил и не заподозрил. Зашла к нему в квартиру, дождалась, а как услышала громыхание ключей – налила хлороформа на тряпочку. Он зашел в комнату, а тут – я, из-за двери. Потерял сознание, и я влила в него стакан метилового спирта. Я же понимала, что силком его напоить не смогу – весовые категории разные. По голове бить – а вдруг убью? Или шишка останется? Я детективов много читала… А про хлороформ выяснила – эфиры, они вообще быстро разлагаются, их при вскрытии спустя некоторое время уже не обнаружат.
– Где вы взяли хлороформ? И метиловый спирт?
– Ну, я все же на мебельном производстве работаю, – вздохнула девушка. – Оттуда вынести можно все что угодно. Протерла места, где могли остаться мои отпечатки пальцев, закрыла за собой дверь и ушла. Недели через две уволилась.
– Вас полиция не расспрашивала? – удивилась я.
– Нет, Татьяна, не расспрашивал никто, – пожала она плечами. – Если бы кто попытался – я бы, наверное, сразу и призналась. Мне до сих пор жутко: как я вообще до такого додуматься смогла?! И страшно было, что все-таки поймут, что это убийство, и начнут искать виновника. Я уже потом подумала: надо было взять бутылку водки какой-нибудь, метилового спирта подмешать и оставить на столе ополовиненную.
Да уж… Девушка, конечно, многое пережила по вине Соколовского. Но… травить все же не стоило.
Судя по всему, Аня думала примерно так же. Сидит, рыдает.
– Что со мной теперь будет?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Моя задача была выяснить, кто виновен в смерти Ивана Соколовского. Я это сделала. А остальное – не в моей компетенции.
И я ушла. Если я правильно просчитала ситуацию, девчонка обратится в полицию. Она не сможет жить с таким грузом на совести. Но пусть она сама примет это решение. Или не примет.
И я не ошиблась.
– Танюха, вот скажи, за что ты так ненавидишь полицию? – спросил Киря по телефону на следующее утро. Разбудил, между прочим.
– Я – ненавижу? – сонно удивилась я. – Кирьянов, да с чего ты взял?
– Неужели сложно было звякнуть о том, что убийцу отыскала?
– А что такое?
Если честно, Анну я не собиралась привлекать к ответственности. Мук совести для нее, на мой взгляд, достаточно. Я, конечно же, понимаю, что убийство – это плохо. Но по совести говоря, Иван Соколовский заслужил такой финал. Не стоило обижать женщин. К тому же, полицейские решили, что это несчастный случай – значит, так тому и быть. Не мне спорить с нашими правоохранительными органами. Наталья удовлетворена – тайна смерти ее мужа раскрыта. И, по-моему, она тоже эту бедную девочку вполне может понять. И кстати, эту мысль я ей озвучила. Сказала, что полицейские не будут возобновлять расследование, что бывшая жена Соколовского тоже успокоится – она знает причину, и этого достаточно. А значит, Аня может продолжать спокойно работать.
Только Аня решила иначе. Побеседовав со мной, она в тот же вечер отправилась в ближайшее отделение полиции и написала заявление о явке с повинной.
Кирьянов мне потом рассказывал, что парни, дежурившие в отделении, ошалели: это ж теперь надо дело поднимать, тем, кто расследованием занимался, может и нагореть. С другой стороны, не отправлять же честно признавшуюся убийцу восвояси.
Кирьянов, когда мне это рассказывал, делился: мол, в следующий раз подумает, прежде чем ко мне за помощью обратиться. Но в целом был доволен, пообещал, что будет присматривать за девицей и поговорит с вменяемым адвокатом. Возможно, состояние аффекта докажут, и тогда отделается парой-тройкой лет в колонии-поселении.
Разумеется, Киря напомнил, что в ближайшие выходные мне ехать на шашлыки с его семейством. Ну что ж, тоже дело. Имею я право отдохнуть, в конце концов?