Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления

«И когда небо безоблачно, вечером заглянет ко мне за решетку звездочка и как будто говорит тихонько, когда, забывшись, я как бы вижу живую улыбку Ясика и его глаза, полные только любви и правды».

«Я все еще ношу кандалы».

«Я всегда любил детей. С ними чувствовал себя сам беззаботным ребенком, с ними мог быть самим собой».

«Только детей и жаль! Я встречал в жизни детей, маленьких, слабеньких детей с глазами и речью людей старых, – о, это ужасно! Нужда, отсутствие семейной теплоты, отсутствие матери, воспитание только на улице, в пивной превращают этих детей в мучеников, ибо они несут в своем молодом маленьком тельце яд жизни, испорченность. Это ужасно! Я страстно люблю детей».

Ф. Э. Дзержинский

«Часто, часто мне кажется, что даже мать не любит детей так горячо, как я».

«Я нахожусь в самом огне борьбы».

«Работа и борьба адская. Но сердце мое в этой борьбе осталось живым, тем же самым, каким было и раньше».

«Мы вовсе не собираемся уничтожить всех тех, кто раньше был капиталистом. Наоборот, мы приглашаем их к себе на службу, но при этом говорим: „Будьте честными, не вносите в наши ряды развала, и вы будете уравнены со всеми трудящимися“».

«Кольцо врагов сжимает нас сильнее и сильнее, приближаясь к сердцу. Каждый день заставляет нас прибегать ко все более решительным мерам».

«На нас двинулся весь мир богачей».

«Прошу проверить обоснованность всех арестов».

«Я не могу быть председателем ВСНХ – при таких моих мыслях и муках».

«Почти совсем не выхожу из моего кабинета – здесь работаю, тут же в углу, за ширмой, стоит моя кровать. В Москве я нахожусь уже несколько месяцев. Адрес мой: Б. Лубянка, 11».

Я думаю, Дзержинский и Макаренко, встретившись в доверительной беседе, хорошо понимали бы друг друга, – первый чекист и первый педагог страны.

Известно, что после коммуны Макаренко оказался в Киеве, в органах НКВД. Он стал чекистом-чиновником. В том было мало радости. Удовольствие было разве что от того, «как закопошился и начал расползаться „Олимп“, спасаясь от едких порошков чекистской дезинфекции». Он неожиданно поднялся над «олимпийцами». И имел удовольствие увидеть их страх и растерянность. Да, признавался Макаренко, он не испытывал никакого сострадания к «Олимпу», к этому «гнезду бактерий, несколько лет назад уничтожившему мою колонию». В сущности, это были его враги. И не только его.

Очень скоро Антон Семенович написал рапорт об увольнении, сославшись на то, что «в административном аппарате польза от него ничтожна». И это была правда.

В начале 1937 года он уехал в Москву.

«Секретный визит» в кремль

По легенде, в один из летних дней 1927 года Антона Семеновича вызвали в Кремль. Педагога принял сам Сталин. Разговор был об очень секретном и далеком от педагогики деле – о создании центра подготовки разведчиков и диверсантов. Провожая, вождь дошел с Макаренко до открытых дверей своего кабинета, и потому последнюю фразу слышали люди в приемной. Сталин сказал: «Вам не станут мешать. Однако помните, что от вашей работы во многом будет зависеть безопасность страны».

Я не знаю, встречался ли Макаренко со Сталиным. Не исключено, что встречался. Если разговор был не для всех, потайной, то, естественно, о своем визите в Кремль Макаренко мог умолчать. Как бы то ни было, секретное подразделение как будто вошло в состав колонии. Поселилось в ней. Не уверен, что это хорошо. Не думаю, что Антон Семенович был в восторге от такого соседства. Впрочем, сведения об этой странице в жизни Макаренко скупы и не дают сказать о ней что-то определенно.

Однако говорят, что воспитанники Макаренко работали за рубежом, в том числе с Рихардом Зорге в Шанхае.

Антон Макаренко сотрудничал с властями? Сотрудничал. И знался со Сталиным? Может быть, и знался. А что – нельзя? Надо всегда и везде – против своего государства?

Это – другое время. Это – 1927 год. Сталин еще не тот, каким станет через десять лет. Страна, после небывалой в мире революции, жила верой в себя, в свое будущее, в своих вождей. И Макаренко, как все, был уверен, что если где-то что-то не так, в том вина властей на местах, а не кремлевских вождей. И надо всего лишь, чтобы в Кремле об этом узнали, – и сразу же будет наведен порядок.

Страна надеялась, что на этот раз, наконец-то, впервые в мире, в России восторжествует справедливость, которую она выстрадала в войнах и революциях…

То, что произошло в России в 1917 году и позже, Макаренко принял без восторгов, но сочувственно. Социалистический идеал был ему близок. Но одно – идеал, а другое – реальность. В ней многое отталкивало. Однако я не согласен с Гетцем Хиллигом в том, что Макаренко скрывал свои политические убеждения. Будто он «мог производить впечатление, что является истинным приверженцем советского строя». Нет, я думаю, что Макаренко не из тех, кто «производит впечатление». Если же согласиться, что он вел двойную игру, то разваливается весь его образ. Это будет другой человек.