Какие-то седовласые тетки, возможно даже близняшки, тычут мне в лицо электронными картинками, запечатлевшими искаженные болью лица — жертвы развернувшегося восстания. Это не укладывается у меня в голове, сердце замирает от ужаса, если я представляю, что кто-то из этих чудаков покажет мне мертвое лицо Авроры! Я бегу быстрее, карабкаюсь по выпирающим мраморным ступеням, не отрывая взгляда от магнитомобиля на платформе.
Я оказываюсь на нужной высоте, когда несколько подростков, явно представляющих себя, народными героями-освободителями, встают у меня на пути. Лет по шестнадцать, не больше, но ярости и дерзости во взглядах хоть отбавляй. Я даже и не думаю прерываться на них, иду тараном вперед, к цели, но один из них, в черной футболке с изображением черепа что есть силы, бьет меня по шее. Я не удерживаю равновесие и заваливаюсь на бок, прямо на невысокое ограждение, за которым внизу распростерлась арена. Странно, но я успеваю отметить, что не испытал выброса адреналина в кровь, я не испугался, но разозлился. Одним ударом в живот я вывожу из драки парня в футболке с черепом; задохнувшись от боли, он неуклюже валится назад и падает на целую толпу граждан. Начинается суматоха, раздаются крики ужаса и боли. Это мне на пользу!
Перехожу ко второму парнишке, хватаю его за грудки и тащу к ограждению. Вся его спесь вмиг улетучилась, он смотрит на меня искренне испуганными глазами, уже представляя, как я перекидываю его через периллы и он летит навстречу смерти.
— Где держат приговоренных к казни!? — ору я на него, чувствую к собственному стыду и ужасу, что мне не жаль мальчишку, что я и правда, могу столкнуть его вниз.
Только бы он не глупил и сказал все, что я от него потребую.
Испуганное лицо Авроры, покорно ожидающей смерти и ее зовущий, робкий взгляд, заставляют меня забыть о любой жалости, на пути к ней.
— Я понятия не имею, серьезно, парень! Не глупи. — молитвенно, в последней просьбе о пощаде, отвечает мальчишка, осторожно прижимая ладоши к моим плечам.
Я не получил нужного ответа. Сам не ведая, что творю, медленно толкаю его через ограждение, рот мальчика раскрывается в беззвучном крике, еще не успевшим сорваться с губ, и я уже готов сделать последнее усиление, чтобы отправить его вниз, но замечаю кое-что интересное на платформе. Какой-то коротко стриженый блондин в черном, вытаскивает из салона магнитомобиля парня, скорее всего того самого Мэтью, приятеля Бруно и швыряет его на плоский капот. Блондин не бьет Мэтью, но угрожающе давит ему локтем на шею, о чем-то быстро и требовательно расспрашивая. В нем нет горячности, присущей мне, точно блондин давно спланировал каждое свое действие и слово. Это работает на него, потому что Мэтью начинает говорить, без призрения, но с опаской.
В голове что-то щелкает, мысль встает на свое место, и я делаю два вывода: блондин явно не местный, можно сделать смелое предположение, что он один из элиты, по каким-то причинам претворяющийся Смертным и очевидно, ему нужна та же информация что и мне.
Отпихивая перепуганного, но оставшегося к его собственной радости в живых пацана, я бегу к блондину и Мэтью. Это гонка на секунды, нутром чувствую, мы с этим самозванцем боремся за один приз. И не успеваю я ступить на площадку парковки, как блондин срывается с места и исчезает где-то в толпе, растворяясь так умело, словно делал это уже не один раз.
Я успел взглянуть ему в глаза, и усвоил навечно — мы соперники.
Решимость, самопожертвование, бессмертное желание не проиграть, все это я увидел в глазах соперника после, а сначала была Аврора! Не понимаю, как смог сделать такие выводы, как прочитал за долю секунды их связь между собой, но уверен абсолютно — он здесь, чтобы спасти ее.
Добравшись до Мэтью, я не осторожничаю, смотря по сторонам, и не церемонюсь.
— Тот тип спрашивал про Бессмертную девушку, да? Которую ты забрал у Бруно? — я зажал его тонкую ручонку между полураскрытыми дверьми мобиля, и закрываю их по мере его ответа.
— Да! Я сказал ему все что знал, я уже сотню, раз пожалел, что ввязался в это дело… — устало и взбешенно отвечает мне Мэтью. От него пахнет табаком и немытостью, на самом деле это запах нищеты. Уж я-то могу представить, что ему приходилось переносить до революции в Олимпе и насколько должно быть он обрадовался тому, что наконец-то все может измениться. Просто измениться.
Я разделаю его ожидания. Но из-за Авроры, мы по разные стороны баррикад.
Она сейчас та сторона, за которую я принял решения воевать.
— Я не с ним. Расскажи мне все. — мое напряженное тело действует, кажется без сговора с разумом; левая рука удерживает Мэтью на месте, а правая давит на дверь, способную сломать ему пальцы. Он изнеможденно вскрикивает от распространяющейся в руке боли.
— Черт возьми…! Боже! Ты псих…!
— Я сломаю тебе пальцы, если не начнешь говорить.
— Как …я могу говорить… Я рта не могу…раскрыть…от боли!