Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки

Нам только не хватает наживки. Пусть у акулы слабое зрение, зато нюх у нее непревзойденный. В качестве наживки к нашим здоровенным блестящим крючкам пойдет какая-нибудь падаль. Потому Хуго поручает мне отправиться за требухой хайлендского бычка, разделанного на лесной опушке. Сам Хуго этого сделать не в состоянии. Из-за неудачной операции у него развился сильный рвотный рефлекс, сопряженный с неспособностью вырвать.

А потому счастье отправиться за тухлятиной достается мне.

4

Жизнь не существует вне смерти, а их цикличность помогает поддерживать жизнь на планете. Так я философствую, утешая себя, пока блукаю по лесу и, по весьма приблизительному описанию, ищу поляну с гниющими останками шотландской скотины. Шотландская хайлендская корова – дремучая примитивная порода, которая пасется зиму напролет и смахивает на овцебыка, только с длинным чубом. Держится стадами, внутри которых установлена строгая иерархия. К телятам лучше близко не подходить – с природными инстинктами у этой породы полный порядок. Коровы часто насмерть выпугивают ягодников: колючие рога и дюжая сила делают этих реликтовых животных куда опасней рассвирепевшего барана.

Хозяин коров разводит их несколько лет. Когда он забивал первого бычка, то воспользовался убойной маской, с которой обычную скотину умерщвляют на раз. Только у хайленда лобная кость была толщиной в семь сантиметров, от выстрела бычок упал, но, как выяснилось, лишь отключился. И когда хозяин перерезал сонную артерию, бык вскинулся и заметался по двору, брызжа кровищей на хозяина и на его детей – те чудом успели укрыться.

В бычка же, которому ныне предстояло стать приманкой для акул, пришлось выстрелить несколько раз из ружья калибром 7,62 мм, которое бьет лося за сто шагов. Он упал лишь с третьего выстрела.

Но где же останки?

Следуя указаниям, выхожу на луг. Согласно описанию, бычок лежит позади него, где-то среди деревьев. Летний денек выдался на загляденье: теплый, мягкий, безветренный; такие погожие дни – редкость для наших северных краев. Воздух наполнен птичьим гомоном, словно птахи перебрали шампанского на завтрак; низко гудят шмели, обследуя цветы – красный клевер, ромашку, герань и еще один, золотистый и крепкий лядвенец, у которого много народных названий – заячья трава, лапчатый горошек, рутода рогатая, рута польная. За специфический запах народы на севере Норвегии придумали для него и другие, “весьма глубокомысленные”, прозвища: цветок-говенец, tykjeskjeta

(“бесово дерьмо”) и еще одно, пожалуй, наименее лестное из всех наименований, когда-либо дарованных представителям флоры: подотрись-трава.

Более подходящего дня для пикника на острове Энгелёй, который представляет собой Норвегию в миниатюре, и помыслить нельзя. С материковой стороны у него фьорды, со стороны моря – шхеры и белые пляжи. Начинается остров с косы, уходящей в море и покрытой плодородной почвой; потом следует полоска леса, в котором водится лось и разнообразная дичь, а за лесами, наконец, открываются долины и горы (самая высокая Трохорнет – 649 метров над уровнем моря). Здесь есть всё, и всё это можно объехать на велосипеде за несколько часов. Неслучайно люди поселились на острове еще шесть тысяч лет тому назад.

Неподалеку от места моих поисков, среди дюн Сандвоган, находится хёрг, древний жертвенник. Изображение этого камня с чашевидными знаками я увидел на картине Хуго и заинтересовался им. Повл Симонсен из Университета города Тромсё оставил одно из немногочисленных описаний камня в своем труде “Древние памятники в Северном Заполярье” (1970). Он утверждает, что во всей Северной Норвегии существует лишь два жертвенных камня этого типа. Один найден на острове Сёрёй на западе Финнмарка, другой – на острове Энгелёй. Симонсен датирует камень периодом от XI века до нашей эры до XI века нашей эры.

Поразительный разброс! Симонсен полагает, таким образом, что камень может относиться как к концу бронзового века, так и к концу века железного. На табличке, недавно установленной рядом с камнем, Норвежская служба охраны культурного наследия написала текст еще туманнее. Возраст камня, согласно табличке, датируется XVI в. до н. э. – XI в. н. э. То есть камню может быть три с половиной тысячи лет, а может – всего одна. Иными словами, никто понятия не имеет, кто, когда и для чего использовал этот камень. Как если бы в газете написали, что мировой рекорд бега на сто метров составляет меньше одного часа и установлен то ли мужчиной, то ли женщиной возрастом от одного года до ста.