Времена не выбирают

Не осталась без обнов и армия. Обувь для солдат наконец-то начали тачать на две колодки, а не на одну, и офицеры перестали наказывать подчинённых за неуставные портянки под сапогами, что избавило служивых от кровавых волдырей после каждого марша. Хоть по снежку и не принято было воевать, но зато появилась зимняя форма, предусматривавшая толстые вязаные шерстяные чулки, тёплые перчатки, меховые стельки в сапоги, овчинные полушубки и утеплённые мехом шапки вроде польских. Так что теперь русская армия могла быть боеспособной даже в зимние месяцы… Солдаты гвардейских полков сами выстроили себе слободы для житья, чтобы по квартирам не бегать. Пушки «нового манира», успешно прошедшие испытания, практически заместили весь орудийный парк прошлых времён, имевшийся на вооружении русской армии, а производство готовых зарядов к ним поставили на поток. Дорогие, но крайне эффективные «воротные ружья» поступали на вооружение егерских частей, создаваемых при корпусах. Ну, и были ещё кое-какие сюрпризы для потенциального противника, коими активно занимались Вася Корчмин и Стас Орешкин… Наконец-то как следует заработала военная разведка. Здесь, как ни удивительно, проявился немалый талант у того, на кого и подумать не могли — у Алексашки. Меньшиков сам набрал штат помощников, те, в свою очередь, укомплектовали свои команды, и вскоре русская армия обрела весьма зоркие глаза и весьма чуткие уши. За то Данилыч и был пожалован княжеским титулом.

Со скрипом, но всё же тронулась в путь и неповоротливая телега народного просвещения. Уже через два года после указа о церковноприходских воскресных школах в Сухареву башню привезли первых «медалистов» — десятка полтора деревенских мальчишек от десяти до четырнадцати лет. Как и было обещано следующим государевым указом, ещё через год, после успешной сдачи этими учениками экзаменов, родные деревни отличников получили налоговый вычет на следующие двенадцать месяцев, а солдатским командам, пополнявшим армию новичками, было велено из тех населённых пунктов «рекрутов два года не имать». Новости о том только-только стали распространяться среди народа, а Дарья уже знала, с каким энтузиазмом был встречен подобный «пряник» — как крестьянами, так и землевладельцами. Если раньше детишек к попам в учение родители отдавали крайне неохотно, то теперь сами загоняли туда своих чад по воскресным дням, после молебна.

А на дверях избушек, где отроки и отроковицы постигали грамоту, с некоторых пор висели агитационные материалы. Чего стоила лубочная картинка — крестьянин с глазами, плотно завязанными тряпкой, уже готовился шагнуть в пропасть с усеянным камнями дном, но его за полы рубахи хватали сын-подросток с книгой в руке и мелкая дочка с каким-то письмом. И надпись крупными буквами: «Неграмотный — тот же слепой, несчастья ждут его яко камни острые»[47]

. Были и лубочные плакатики, на которых крестьянина обманывали, пользуясь его невежеством, а грамотный сынок выводил жуликов на чистую воду. То есть предполагалось, что вскоре за детьми «аз, буки, веди» станут постигать хотя бы их папаши. С этим пока было очень негусто: некогда взрослым с буквами возиться, хлеб растить надо. Деньги на подушную подать сами себя не заработают.

Словом, эта

Россия уже значительно отличалась от той, прошлой реальности. Не было снятия колоколов с церквей для переливания на пушки. Не было тяжёлого налогового пресса, который в той истории должен был возместить колоссальные затраты на возрождаемую с нуля армию и премии Августу, который затем в благодарность за всё хорошее заключил за спиной Петра тайный мир с Карлом и слил шведу победу русских под Калишем. Здесь брали в армию одного мужчину не с двадцати, а с тридцати пяти дворов, а с офицеров за потери личного состава в мирное время стали спрашивать весьма жёстко. А главное — здесь Россия несколько лет ни с кем не воевала. Мир с турками, мир со шведами, мир с поляками… Кое-кого в Европе — не будем тыкать пальцем — такое положение дел совсем не устраивало.

Все понимали, что мирная пауза весьма скоро прервётся, и готовились. Армия не только перевооружалась и реформировалась. Русские офицеры и солдаты целыми полками нанимались на службу в саксонскую армию и получали реальный боевой опыт на полях сражений. Именно нанимались и надевали саксонские мундиры, а не присягали Августу. И не присутствовали там под русским флагом, что могло быть сочтено как нарушение мирного договора. С наёмников какой спрос? Никакого. Но появление русских солдат в саксонской армии не могло не раздражать шведов. Формально с этим поделать они ничего не могли. Единственное, что им удавалось — это расстреливать русских, если таковые попадали в плен и бывали опознаны. Тут уже ничего не мог поделать Пётр: судьба наёмников в плену незавидна. Ответить он мог только выдавливанием офицеров-шведов из своей армии да распоряжением больше не брать на службу подданных «брата Карлуса». Отношения между странами, и без того не блиставшие теплотой, стали стремительно леденеть.