В одном далеком далеком королевстве, жила-была прекрасная, но печальная принцесса. Она ничего так сильно не хотела, как влюбиться! И вот на ее пути появился принц-разбойник, заставивший ее поверить в искренность чувств…
Но принц оказался эгоистичным предателем, любившим на самом деле жестокую черноволосую ведьму. Он обменял сердце печальной принцессы на бессмертие! И королевство навсегда погрузилось во тьму.
Жили они долго, но, увы, несчастливо. И умрут совершенно точно не в один день…
Конец сказочке.
Что я могу рассказать тебе о боли, чего ты еще не знаешь или не слышала? Боль – она и есть боль. Тупая и обессиливающая. Прошу прощения за то, что пишу тебе о своей трагедии, за то, что погружаю тебе в свой темный и неприглядный новый мир без
Зачем просят друзей о встрече, зачем пересматривают грустные старинные фильмы о любви, зачем пишут письма?.. Когда ты достигаешь предела боли, наивысшей точки страдания, тебе хочется, чтобы кто-то разделил это с тобой или просто выслушал. Эгоистично? Не совсем. Выслушай меня и когда-нибудь я тоже помогу тебе справиться с болью!
Не люблю вспоминать, но как тогда ты еще узнаешь о том, что произошло? Приготовься прогуляться по моему трагичному миру, где единственное что осталось – руины.
Все было обманом! Самое грандиозное предательство в моей жизни и последнее! Лео и Саванна были в сговоре, а еще Афина (о ней позже). Единственными целями Саванны являлись бессмертие и власть – чего она естественно добилась, но и Лео отпускать от себя она никогда не хотела. Я, как ты можешь догадаться, долго и долго размышляла о мотивах всех участников последних событий и пришла к выводу: она его действительно любила.
Любит.
Она бы не смогла жить без него, он слишком близко подошел к пониманию того, кто она такая, слишком сильно въелся в ее кожу и укоренился в сердце, как раковые клетки, если у нее, конечно, вообще есть сердце. Саванне не нужна была вечность без Лео, и она соблазнила его, уговорила предать меня (уж не знаю, сколько ей понадобилось на это сил и сопротивлялся ли он вообще?), дьяволица пустила в ход все свои чары!
Мой отец рассказал мне кое-что из собственного прошлого, он признался о связи с той женщиной, но… я никогда не назову эту дрянь своей сестрой! Ни за что на свете. У меня был только брат, пусть так и остается на веке!
И вот, они оказались там, где хотели. В прекрасном бессмертном дуэте на Церемонии Перехода, а я лежу, распластавшись на полу, выряженная в черное платье в знак скорби о любимом, который никогда не умирал. Я не испытывала чувства стыда в первые минуты, я смотрела только на его бессмертное лицо, гладкое, неестественно сияющее. Что было дальше? Ничего. Они оба удостоили меня лишь парой ничего не значащих взглядов, точно пред их ногами лежала пустая бутылка от воды, использованная и превратившаяся в мусор. Они испили меня до дна. Отняли все, чем я когда-либо была наполнена и оставили погибать.
А после того, как я увидела
Мне было так стыдно за себя, что первые часы после того, как я сбежала из зала Церемонии и в истерике ворвалась к себе домой, дыхание отказывало мне! Я словно не могла вспомнить какое-то время как правильно нужно дышать! Истерика не включала в себя слезы. Не знаю почему. Я просто ходила по комнатам дома и издавала утробные, глухие звуки, сменившиеся стонами. Я прислушалась к себе и ужаснулась: я ли так звучу? Словно затравленное животное привели на скотобойню, и оно с ужасом осознало, что его мучения только начинаются.
Нет, нет, только бы не думать о своей глупости, о том, что поверила в его любовь, о том, что сотня людей на Церемонии видела мой позор! Они видели, дочь Джеймса Райса облажалась, отказалась от бессмертия положенного для первого ребенка по закону для Организаторов! Я погубила его. Погубила всю нашу жизнь!
Я закрывала лицо руками, но садистские мысли врывались в голову, мучили меня, являли свой подлинный лик.
Я возненавидела Лео! Не за предательство и нелюбовь, но за те ужасные стоны, что я издавала, вернувшись домой после Церемонии. Это он заставил меня так звучать, он обрек меня на безумие, и я смело могу назвать его убийцей.
Вот бы лечь окровавленной на его руки, вот бы страдать у него на глазах и понимать, что он видит сотворенное им зло. Да, это то, чего бы мне сейчас хотелось больше всего! Быть в
А потом сухая истерика сменилась слезами.