Времена цвергов

Сверху на эти головы летели зловещие кругляши – и пролетали мимо. Вчерашние бегуны больше не понимали, что это такое.

Сила выплеснулась, и белый альв почувствовал слабость. До этого дня ему не доводилось никого проклинать, и он не знал, как это иссушает сердце.

– Ты что-то сотворил, – сказала старая альва.

– Да, сотворил.

– Волчьи головы.

– Они сами этого желали. Будут двуногими волками. Что я могу сделать для тебя?

– Пожалуй, ничего. Ты же знаешь, мы можем уснуть, когда сами того захотим. Я нарисую весь свой род, погашу костер и усну. И спокойно сольюсь с землей. Вот тут.

Она указала на дальний угол пещеры.

Верриберд окончательно убедился – у темных альвов это происходит так же, как у белых. Плоть тает, кости всасывает в себя земля. У одних – солнце, у других – земля, а что же было у забытых предков? Этого никто не знает и не угадает.

И он пожалел старую темную альву – когда дыхание прекращается, а тело тает, кто-то из своих должен сидеть рядом. У нее не осталось никого.

– А куда ушли все твои? – спросил он.

– На север. Сперва – через Земмельдинские горы, там есть длинные пещеры, потом – как получится. Туда, куда не доберутся альвриги и люди.

– Как же они обойдутся без людей?

– Не знаю. Будут, наверно, сдавать товар перекупщикам. Вы, белые, еще не имели дела с перекупщиками. Когда они узнают, что наши добывают руду и куют железо на севере, они туда сами прибегут. Ступай, белый, ступай. Что-то я тебя побаиваюсь.

И Верриберд ушел.

Острая боль покинула его, осталась ни с чем не сравнимая тоска. Альвы не плачут – и он позавидовал людям, которые оплакивают своих мертвых.

Санниберда он нашел не сразу и даже подумал, что тот в одиночку ушел к перевалу. Но Санниберд ждал его, устроив себе шалаш в развилке ветвей.

– Тебя трое суток не было, – сказал Санниберд.

Верриберд удивился – как же быстро летит время в пещерах.

– Отчего ты забрался на дерево? – спросил он.

– Испугался двуногих волков.

– Откуда они взялись?

– Не знаю. Но когда по лесу с воем бежит такая стая – лучше спрятаться.

– Значит, стая…

– Да, один за другим. Бегут, пригибаясь, воют, рычат и плюются.

Верриберд ничего не стал объяснять. А сам подумал: что-то же должно заполнить пустое место в головах бегунов, то место, где положено быть рассудку…

Нужно было отдать тела погибших солнцу, чтобы оно выпило из них остатки жизненных соков и обратило их в хрупкие, словно из тончайшего льда изваянные фигуры. Верриберд чувствовал, что не в силах поступить так с младшим сыном. Санниберд понял это и сам уложил тела на солнечной поляне.

Белые альвы охраняли их, пока они не рассыпались в прах, а потом ушли в Гофленд.

Там их с нетерпением ждали и огорчились, узнав, что путь в Артейские леса для белых альвов закрыт.

Старшие гофлендских альвов посовещались и сказали: живите здесь, но пусть ваши молодые понемногу покидают Гофленд, пусть идут искать жен в Клаштейнские или Гонштейнские горные леса да там и остаются. Это было хорошее решение. Оно позволяло Верриберду остаться и больше никуда не уходить.

Гофленд был болотистой местностью, через которую не проходили торговые пути, ни городов, ни рыцарских замков тут пока не было. Из людей появлялись только рыболовы да охотники на пернатую водяную дичь. Рыболовы же все были белым альвам известны, и через них шла мена целебных растений на домотканые покрывала и холсты.

И вот Верриберд стал жить в Гофленде, и годы потекли мимо, и настала пора, когда он усилием воли перешел в иное состояние тела.

Он бы легко расстался с жизнью, если бы она для него не имела особого смысла: он должен был уничтожить в себе чувство вины перед Эннибердом-младшим и Эннибердом-сыном, даже перед тем безымянным человеком, которого пришлось убить.

И он должен был жить, чтобы увидеть, к чему привела месть за предательство.

Известия о бегунах приходили редко, и Верриберд из какой-то необъяснимой гордости не пытался что-то разведать. Но однажды ночью к гофлендским белым альвам пришел темный альв. Он рассказал о беде.

На его род под землей напали горбатые чернокожие чудовища, называющие себя цвергами. Они отняли запасы еды и скованное на продажу оружие. Погибли молодые темные альвы, пытавшиеся отбить нападение. А с цвергами были иные, тоже горбатые и страшные, но богато одетые, и они заклинаниями увели с собой немало детей, удержать было невозможно.

– Еще там была женщина, из тех, что наверху, она кричала и бесновалась. А дети, которые ушли с цвергами… Белые, это были уже не наши дети! С каждым шагом они делались ниже ростом, и у них вырастали кривые горбы…

– Сочувствуем тебе, темный, – сказал Верриберд. Он действительно нашел в груди сочувствие к тем, кто потерял детей, как сам он – маленького Энниберда.

Тот, что пришел, просил целебных трав. Остатки его рода ушли в другие пещеры, где нужно было начинать жить на пустом месте, к тому же среди рудокопов и кузнецов не было почти ни одного, кого цверги бы не ранили.