Пока варилось мясо, мы с Гульнарой успели о многом поговорить. Вернее, говорила, в основном, она. Я лишь слушала. Гульнара рассказывала о себе: детские годы, школа, университет. Незамысловатая, в общем, биография. Но я слушала ее, затаив дыхание. И дело было совсем не в том, что меня интересовало, с кем дружила или ссорилась Гульнара в детстве и юности. Дело было в моих ощущениях, к которым я внимательно прислушивалась. Время от времени я теряла чувство реальности. Порой, мне вдруг казалось, что я нахожусь не в комнате студенческого общежития, в центре Алма-Аты, а в бревенчатом доме в поселке Еремеевка, под Тулой. Мне казалось, что перед мной не девушка-казашка, студентка университета, а русская доярка по имени Полина. И еще мне казалось, что я – это не я, Ирина Урсу, а я – это Валерий Воронков.
Ощущения были невероятными. Я, словно в машине времени, перескакивала на двадцать лет назад, а затем возвращалась обратно. Туда-обратно, туда-обратно и снова туда-обратно, туда-обратно. От такой бешеной скачки во времени моя голова пошла кругом.
– Тебе нехорошо? – донесся неожиданно до моего сознания испуганный голос Гульнары, – ты побледнела.
– Да. Голова что-то закружилась, – чуть слышно пробормотала я.
– Это от голода, – заключила Гульнара, – у меня тоже в желудке сосет. Потерпи. Через пять минут все будет готово.
Бешбармак оказался удивительным на вкус блюдом. От обильного обеда у меня раздулся живот. Со стоном блаженства я откинулась на спинку стула. Гульнара последовала моему примеру. Некоторое время мы молча переваривали пищу.
– По тебе, наверное, много ребят сохнут, – Гульнара с завистью разглядывала мое лицо, – ты красивая.
– Ты тоже ничего, – в ответ улыбнулась я.
– Вот именно, «ничего», – вздохнула девушка, – большинство моих ровесниц из Дегереза уже замуж повыходили, детей нарожали, а у меня еще ни одного парня не было. Да что там парня! – Гульнара с отчаянием махнула рукой, – у меня даже подруг настоящих нет, с кем бы я могла поделиться горем или радостью. Иногда мне кажется, что это происходит из-за моей любви к рисованию. Мои рисунки заменяют мне друзей. С ними я беседую, грущу и радуюсь. Им я изливаю свою душу.
Гульнара замолчала ненадолго, а затем тихо добавила.
– Знаешь, ты первая, с кем я вот так, запросто откровенничаю. Хорошо, что ты приехала. Мне с тобой легко и….
В этот момент с шумом распахнулась дверь, и в комнату влетела Сауле.
– Я сразу догадалась, что это из нашей комнаты так вкусно пахнет! По всему коридору аромат разносится! Мне что-нибудь оставили?
– Оставили, оставили, – успокоила ее Гульнара, – садись, ешь.
Пока Сауле накладывала бешбармак себе в тарелку, я встала из-за стола и подошла к Гульнаре.
– Я пойду, – шепнула я ей на ухо, – бабушка уже, наверное, волнуется.
Гульнара схватила меня за руку.
– Ты еще придешь?
– Конечно приду.
Я нежно погладила державшую меня руку.
– Завтра я весь день работаю, – виновато улыбнулась девушка, – приходи послезавтра.
Весь следующий день я провалялась на диване с книгой из богатой библиотеки Надежды Алексеевны. Ночью долго не могла уснуть. В голове роились тягостные мысли.
– Ну вот, встретились, – рассуждала я, – а что дальше? Поболтаем, погуляем и вновь разъедемся в разные края? Я ведь даже не могу ей сказать всей правды без страха сойти за сумасшедшую. Да и что я ей скажу? Что в тебе живет душа бывшей любовницы человека, душа которого живет во мне? Бред! Что же делать? Что делать?
Уснула я, так и не найдя ответа на мучивший меня вопрос. На следующий день Гульнара встретила меня сообщением, что собирается показать мне главную достопримечательность Алма-Аты, знаменитый высокогорный каток Медео. Я охотно согласилась, тем более, что ни разу в своей жизни в горах не была.
Горы поразили меня своей величественной красотой и монументальностью. И еще меня удивило свойство гор совмещать несовместимое. Например, тесноту и простор. Стоя на одном и том же месте, можно ощутить и щемящее душу давление скал и, чуть повернув голову, огромность расстояния от одной вершины до другой. А вот еще пример этого свойства: совмещение тишины и шума. Бытует выражение: «мертвая тишина». Для гор это выражение совершенно неприемлемо. Растут цветы на склоне, между ними порхает бабочка, скачет белка по веткам дерева, и все это происходит в глубочайшей тишине. Даже человеческий крик, даже шум горной реки не нарушают этой тишины. Они существуют как бы отдельно от нее. Словно в параллельном мире.
Каток Медео на меня особого впечатления не произвел. Каток, как каток. Ни Гульнара, ни я на коньках толком кататься не умели. Тем не менее, взяли в прокат коньки, и где шагом, а где и ползком на четвереньках одолели три круга. На четвертом круге я «выбросила на ринг полотенце».
– Все, – тяжело выдохнула я, – больше не могу. Давай передохнем.
Гульнара охотно согласилась с моим предложением. Мы добрались до ближайшей скамьи и с превеликим облегчением рухнули на ее жесткое сиденье.
– Девушки, хотите мы вас научим кататься?