Обессиленный поднялся к себе, надеясь, что Лапоть за несколько дней не разгромил квартиру и открыл дверь. Но сегодня явно был не мой день. Создалось ощущение, что внутри долгое время держали бешеную собаку. Стулья перевернуты, кухонный стол облит чем-то жирным, одежда разбросана, обои разодраны и висят кусками. Я, уже ничему не удивляясь, прошел в комнату и увидел всклокоченного домового с раскрасневшими, заплаканными глазами.
— Хозяин, ты что ли?
— Я что ли, — присел я на край дивана.
— Живой?! — схватился за голову Лапоть.
— А ты решил, что со мной что-то случилось и устроил тут последний день Помпеи?
— Так я же… Я же, — домовой выглядел потерянно, — почувствовал, как не стало тебя.
Теперь настал мой черед удивляться. Почувствовал, как не стало? Вот это очень интересно.
— Не понял, расскажи.
— Ну второго дня я щи готовил. Настоящие, жирные, наваристые. И вдруг раз, как отрезало. Пусто внутри стало. Вот я и понял, что тебя того…
Второго дня? Я посчитал — вторник. Как раз, видимо, когда я умер. Получается, у домового и хозяина не просто жилищно-материальные отношения. А некая сакральная связь. Раз уж Лапоть в чужом мире почувствовал, что я коньки отбросил.
— Ложная тревога, — ответил я ему, — умер чуть-чуть. Не по-настоящему. Поэтому оргии отменяются. Так что, Лапоть, придется тебе убираться.
— Хозяин, — кинулся домовой ко мне и прильнул к пахнущей одежде. Даже как-то неловко стало.
— Ну ладно, чего ты начинаешь. Нормально все. Дай я помыться схожу. А потом постираешь это тряпье.
— Я конечно. Я завсегда. И на скорую руку что-нибудь сготовлю. И приберусь. Быстро, сейчас.
Домовой засуетился со скоростью электровеника, летая по комнате, а я побрел в ванну. Скинул все тряпье и встал под душ. Намылился, натирая губкой кожу до красных полос, смыл пургаторскую грязь, снова намылился и смыл. Когда вышел, на кухне, напевая какую-то песенку, мельтешил Лапоть. Я прислушался к себе. Есть не хотелось, а вот спать…
Добрел до дивана, разложил, застелил постель. Лег, вытянулся и по телу пробежала дрожь. Господи, как хорошо-то. Все заботы и волнения нескольких последних дней превратились в нечто несуразное, спутанное, мутное. Я зевнул и провалился в сон.
Проснулся насильственно. То есть, не по своей воле. Где-то в ванной пиликал телефон. Судя по всему, уже довольно давно. Я продрал глаза — за окном темень, за стенами тихо. Похоже, ночь. Все еще в прострации поднялся на ноги и неуверенно побрел за смартфоном. Поглядел на дисплей — Лиций.
— Алло, — сел я на крышку унитаза и зевнул.
— Сергей, почему так долго н-н-не брал телефон? Я нашел и вс-с-се устроил. Я знаю, где достать дьявольскую серу.
— Где?
— В Париже!
— А поближе нигде нет? — все еще не вполне понимая, о чем он говорит, пытался я уйти в энергосберегающий режим.
— Дай сюда, — послышался приглушенный голос Рис. А спустя пару секунд из динамиков рявкнуло ее меццо-сопрано, — Сергей, если ты сейчас не приедешь, я твоего зверолюда на куски порежу. Весь мозг мне съел с этой серой.
— И как твой мозг в сере, съедобен?
— Сергей!
— Понял, понял, скоро буду. Мне в Париж сразу двигать или куда поближе?
Рис пару секунд гневно подышала в трубку, но потом все же ответила, что они в общине. Я нажал на отбой и поднялся на ноги. А есть тут какое-нибудь общество защиты Игроков? Где там молоко или хотя бы пиво за вредность дают. Лично я уже готов вступить.
— Лапоть, сообрази что-нибудь поесть. У меня опять тут нарисовалась… командировка.
Глава 7
Говорят, что человек проявляет свое истинное обличие в критических ситуациях. Это так. Но я бы еще добавил один важный комментарий. Часто люди (как и другие существа) проявляют себя именно когда делать ничего не надо. Ожидание — порой очень сложное испытание.
Выяснилось, что зверолюд ангельским терпением не обладал. Скорее, он напоминал того ослика из Шрека, который все время спрашивал: «Уже приехали, уже приехали?». Также оказалось, что и Рис не владела нордическим спокойствием. Поэтому на причитание Лиция, сказанное в тысячный раз, высказалась очень прямо и непечатно.
К моему приезду ментат и рисовальщица напоминали Чехословакию в девяносто третьем году. Сидели в Синдикате, хоть и за одним столом, но отвернувшись в разные стороны. Потребовалось неимоверных усилий, чтобы растолкать эту обиженную парочку. И только после заявления, что от них зависит жизнь Троуга, оба включили мозг.
— Нам надо в Лютум, — сказал зверолюд.
— Париж, — тут же объяснила Рис. Поглядела на мое недоуменное лицо и добавила, — не все игровые названия городов прижились у обывателей.
— И в Париже, то есть, Лютуме, можно раздобыть дьявольскую серу?
— Твой рыбоед говорит, что да, — хмыкнула девушка, но я понял, это скорее легкий укол. В умственных способностях Лиция она не сомневалась.
— Погоди минуту.
Я сходил к стойке, взял кувшин пива и три глиняные кружки. Вернулся к своим, присел, разлил пенный напиток и поставил перед каждым. Лиций по своей традиции немножко полакал и в два глотка опрокинул пиво в себя.
— Что такое дьявольская сера? — спросил с видом профессора, начинающего лекцию, спросил зверолюд.