Время банкетов

В этой невинной заметке наводит на размышления только одно – место, отведенное ей в газете. Она помещена в самом конце четвертой полосы; следует, однако, уточнить, что остальные материалы этого ежедневного листка – как и все прочие, с весны 1818 года подлежавшего цензуре, – посвящены одной-единственной теме – заседанию в Альби апелляционного суда по делу убийц судьи Фюальдеса; этот эпизод судебной хроники живо интересовал современников из-за своей предполагаемой политической подоплеки[46]

. Итак, для либеральной ежедневной газеты обед, которому она отвела процитированные нами пятнадцать строк, представлял единственную новость дня, достойную внимания; отсюда нетрудно сделать вывод, что она выходила за рамки привычного. Правда, отчет, появившийся несколько дней спустя во «Французской Минерве», крупном либеральном полупериодическом издании первых лет эпохи Реставрации[47]

, которое цензуре не подвергалось, выглядит почти таким же невинным. Он сообщает, что гостей было четыре сотни, и прибавляет к списку депутатов, не сумевших присутствовать на обеде, еще несколько имен; отметим полемическую шпильку, призванную, по-видимому, оправдать организацию банкета. Этьенн пишет, что «господа парижские мэры и заместители мэров»[48]

устроили несколько дней назад «большой обед в честь министров, префектов, председателей судов, генеральных прокуроров и большого числа государственных служащих», тогда как – иронически замечает журналист – депутатам-патриотам принесли дань уважения одни лишь простые «предприниматели, негоцианты, юристы и литераторы».

Отчего же это мирное собрание четырех сотен граждан могло представляться либералам событием важным, а их противникам – скандальным? Если верить следующему выпуску «Минервы», этот обед, устроенный в честь нескольких депутатов, «в последние несколько дней служил темой всех разговоров». Конечно, мы не обязаны верить «Минерве», но полемика разгорелась и на страницах газет. Две недели спустя, 19 мая, «Коммерческая газета» сочла своим долгом защитить «гражданский банкет» от нападок роялистских газет, прежде всего «Газеты прений» и «Ежедневной», и с этой целью поместила на первой странице в качестве передовицы большую статью о банкете, а рядом письмо одного из читателей, входивших в число организаторов собрания. В общей сложности обсуждение длилось около двух месяцев: Леон Тьессе, сотрудник «Нормандских писем», другого листка, близкого к независимым, 25 июня выражал надежду, что кладет ей конец[49]

. Восстановить ход дискуссии не так просто, поскольку из-за цензуры журналисты ежедневных газет использовали для выражения своих мыслей весьма причудливые формы: у представителей каждой точки зрения имелись свои посредники в британской прессе, которая поступала в Париж и активно там читалась[50]. Ультрароялисты высказывали то, чего не могли напечатать на родине, на страницах The Morning Chronicle, сторонники министерства – в The Courier, The Times или The Star, а либералы – в The Sun[51]. Тем не менее можно утверждать, что в центре дискуссии были два вопроса. Первый, к которому мы вернемся позже, касался того, что было сказано на обеде или, парадоксальным образом, того, что там сказано не было; второй был связан с самим собранием, с тем фактом, что оно состоялось.