Время больших отрицаний

Поверхность же всего, что не попало в сколы, была оплавлена. В том числе и грани зубьев «шестерни». Так что если и имелись на этих башнях фигуры или письмена, они все пропали.

Открытие, без которого они вполне могли бы обойтись. Обескураживающее, руки от него опускались. Одно дело таскать астероиды просто как небесные бесхозные камни — мало ли их, кому они интересны! — и совсем другое, когда это вон, оказывается, что.

…Крепость ли это была, храм ли, что-то еще — дело второе. Десятое, собственно. Главное же — да, между Марсом и Юпитером жила, вращалась под Солнцем планета. На ней была жизнь, обитали разумные существа. И судя по тому, что в итоге осталось облако обломков — да и по оплавлению поверхности, признаку многотысячеградусных температур, она бабахнула, как осколочная граната. Раз — и нет. Как, почему?..

А если судить по размерам и формам «шестерни», то создавшие ее и трудились долго, и работали явно на века, на тысячелетия — то есть были уверены в надежности, прочности своего мира. Как мы — в надежности и прочности своей планеты.

И… горячий привет. Очень горячий, тысячеградусный. Даже фигур, скульптур не осталось, оплавились; не угадаешь, какие они были.

Знание, без которого лучше бы обойтись. Живешь так, действительно, живешь — и…

4

Разговор с глазу на глаз.

— Послушайте, Витя, а в этом что-то есть, — сказал Варфоломей Дормидонтович.

— Что и в чем?

— Ну, что внешние факты и обстоятельства притормаживают нас, слишком быстрых на мысль и решения. Придерживают за штанишки, как зарвавшихся детей. Вот и Сорок Девятый этот астероид с Шестеренкой… Может, нам пора остановиться с небесными заготовками?.. Мы вправду разактивничались сверх меры. Вы знаете происхождение слова «халтура»?

Вопрос был неожиданный и с подтекстом.

— Ну… наверно «плохая работа».

— Нет. «Халтурой» у воров именовалось обворовывание могил — со свежими покойниками, на другую ночь после похорон. Таких воров соответственно звали «халтурщиками». Это были последние люди в блатном мире.

— Так вы что, аналогию, что ли, проводите?!.. С нами, берущими из космоса!

— В какой-то мере да. Мы орудовали не в астероидном поясе, а на астероидном кладбище.

— Ну, знаете!.. И что же вы предлагаете?

— Остановиться, притормозить, подумать. Разобраться с тем, что мы набрали, наворотили на полигоне. Освоить как-то. И думать, думать дальше.

— Вы еще скажите: в этом и есть сермяжная правда — как Васисуалий Лоханкин. — мрачно буркнул Буров.

Разговор шел с ним. В кабинете директора.

— Не кукситесь, Витя, — мягко, вразумляюще, как старший сказал Любарский. — Сорок Девятый с Шестеренкой получился от катастрофы там. А здесь?.. Вы по карте не прикидывали, на какую территорию раскинулась градусная сетка нашего полигона — и насколько распространятся все камни… особенно, если мы наполним «корыто» под завязку, под Материк… в случае чего? Ведь на реальные сотни километров. Сметая все.

— Нет. Но страхующие Ловушки К8640 готовы, можно подвесить.

— Это хорошо. А все-таки давайте остановимся. И пусть то, что есть, окажется… ну, первой примеркой к Материку, что ли?

5

Полилог типа Они. Сначала на зазубринах-«башнях», под МВ-солнцем — слепяще голубоватым и маленьким на сей раз, электросварочным каким-то. Потом в башне, в сауне.

— Слушайте, как это может быть? Все гипотезы конца света, какие я читал, саму планету щадят. Поверхность, мол, пострадает, жизнь на ней уничтожится… но шарик будет летать дальше. Ведь здоровенный же, на тысячи километров!.. Как он может взорваться?

— Так разнести огромный шар, целую планету, мог только ядерный взрыв. Изнутри.

— Значит, такие они там творили дела.

— Никто там ничего не творил, все произошло природным путем. Нет, серьезно. Вы о радиогенном тепле слышали?

— Что идет из глубин Земли от распада урана и тория? Конечно.

— А знаете, какой от него геотермический градиент? Три градуса на сто метров в глубину. Тридцать на километр. Проверено до пяти-шести километров, там под 150–200 градусов по Цельсию. Вы хоть представляете, что это такое? Если перенести на поверхность, то в десяти километрах отсюда, в станице Глинской, на 300 градусов жарче; там все сварились и изжарились. А в Катагани температура как на поверхности Солнца…

— Ничего себе! Выходит, мы живем на раскаляющейся сковородке?

— Если экстраполировать этот градиент линейно, то на глубине в тысячу километров в Земле за 30 тысяч градусов, на пяти тысячах кэмэ, около ядра, 150 тысяч градусов…

— Но это же внутризвездные температуры!

— Выходит, и наша планета так может шарахнуть? На куски?.. В любой момент?

— Наверно, не в любой. Сначала сильно повысится сейсмическая активность: землетрясения, оживут старые вулканы, появятся новые… Ведь действительно шар здоровенный, он не может так вдруг рвануть.

— Так что не спеши надевать чистую рубаху.

— А чистые рубахи и для жизни, между прочим, хороши. И для работы.

— Постойте, но почему мы такого не наблюдали в МВ?