Время дикой орхидеи

Он был непостижим и недосягаем; временами исчезал бесследно на борту своего проворного корабля, чтобы вернуться с золотом, а иногда с пригоршней бриллиантов с Борнео, которые делали его еще богаче. С жемчугом, перламутром и кораллами из моря. С медовосветящимся янтарем с Калимантана, реже с Суматры: он был золотым, если смотреть сквозь него на солнце, или оливковым, когда на него падал свет, и Висванатану давали за него высокую цену. А два раза он привозил нечто настолько редкое, бесценное, что даже такой торговец, как Висванатан, который полагал, что видел и знает уже все, лишался дара речи: янтарь, голубой, будто расплавленный лазурит. Застывшие капли из глубин океана.

И тогда он виделся Висванатану береговым расхитителем, который бесцельно плавает по морю и по дороге просто собирает то, что находит на песке.

Этого человека Висванатан знал под именем Рахарио. Имя как счастливый знак, возвещавший богатство.

Другие называли его кукловодом

, потому что далеко не везде он появлялся сам, а дергал за ниточки, порой весьма длинные – разветвленную сеть посредников, – оставаясь на заднем плане. И когда в очередной раз китайская джонка или европейский торговый корабль попадали в руки пиратов, которые, несмотря на все усилия британцев, продолжали творить бесчинства на море у Сингапура, грабя малайцев, буги, но в основном китайцев, многие были убеждены, что какая-то нить этого события не миновала его пальцев.

Где есть море, там есть пираты, как говорят в Сингапуре.

Бесшумно отодвинулась дверь в противоположном конце комнаты. Его жена просунула голову с налетом досады на лунно-круглом, обычно добродушном лице. Она помахала ему жестом, выражающим нетерпение.

Висванатан снова подавил вздох и водрузил на лицо свою самую выигрышную улыбку.

– Я знаю, вы многозанятый человек… Но может статься, вы все же найдете время задержаться и с нами пообедать? Это была бы большая честь для меня и моей жены – принимать вас в качестве гостя.

Это было не в его обычае – длить такое посещение сверх обязательного удара по рукам в завершение сделки и чашки чая или кофе. Он не считал нужным входить в более близкое знакомство с торговцами, в личные и уж тем более в дружеские отношения. Его товары и цена, какую он за них получал, – вот все, что было для него важно; в том случае если кто-то соглашался брать у него товар только в обмен на ответную любезность, он предпочитал найти покупателя в другом месте.

Тем не менее Рахарио принял приглашение Висванатана. Может быть, он счел уместным хотя бы раз отметить эти более чем взаимовыгодные деловые отношения; но, возможно, также потому, что почуял: торговец при этом имеет в виду нечто большее, чем приобретение жемчуга и кораллов, и это пробудило в нем любопытство.

За это говорили и бесчисленные миски на столе, и то, что жена Висванатана Суджата, которую он видел нечасто, почтительно его приветствовала и перечислила ему все выставленные кушанья.

Рис с шалотом, чесноком, орехами кешью и изюмом, приправленный корицей, кориандром и тмином. Рис с куркумой, рис чистый. Икан пинданг, курица в кокосовом молоке и соке тамаринда, острая благодаря чили и свежая благодаря лимонной зелени. Разнообразная рыба, креветки, омар. Разноцветные чатни, самбалы и карри. Фрукты – манго, папайя, мангостаны, нангка.

Праздничное угощение, как для султана.

– Приступайте, приступайте! – оживленными жестами Висванатан указывал на дымящиеся миски. – Небольшой выбор из нашей кухни, в которой смешаны старая и новая родина.

Помимо арестантов и маленького гарнизона сипаев, в Сингапуре было много индийцев: оранг-клинг

, названные так по старому королевству Калинга, которое в прежние времена вело торговлю с Малаккским полуостровом и островами Нусантары.

К тому времени их были уже тысячи, большинство с юго-запада, но также и с Цейлона и из Синда, Гуджарата и Керала; индусы, мусульмане, горстка христиан. Служащие и писари в складских конторах и управлениях, рабочие на кирпичном заводе и на полях, скотоводы и пастухи, крестьяне и ремесленники. И неприкасаемые примешались в качестве кули к китайцам. Многие открывали мелочные лавки или пробовали себя в торговле, а некоторые разбогатели на этом, как Висванатан.

Особенно бросались в глаза четтьяр, каста торговцев из Южной Индии – своими броскими чертами лица и темной кожей, на которой резко выделялись светлый саронг и шарф, часто еще белые полосы, нарисованные на лице, на руках, на груди. Здесь, на Клинг-стрит у них были их узкие коммерческие заведения, в которых они ссужали деньгами мелких коммерсантов, рабочих, торговцев-разносчиков и плантаторов и очень хорошо с этого жили, как и на Маркет-стрит, вблизи рынка Телок Айер, пульсирующего сердца китайского квартала.

– Я приехал сюда, в Сингапур, совсем молодым человеком. Из Куддалора. Через Малакку, где жили мои родственники. А вы родом отсюда? Из этих мест?

Рахарио кивнул.

– А. – Висванатан широко улыбнулся, и его ухоженная борода с проседью, наполовину скрытая под выступающим носом, довольно затряслась. – Моя жена тоже. Из Джохора.