Время доверять

— Ну и контингент собрался! — усмехнулся Заботкин. — Молодец! Информацию в районы отошлём — пусть проверяют.

Алла зарделась, села:

— Ну как, можно мне настоящие задания поручать?

— Я и не сомневался, — откровенно признался Заботкин. Только переживал за тебя. Мало ли что случится.

Глаза Аллы заблестели:

— Правда, переживали? Правда? Какой вы хороший. Я всё время буду вам помогать. Буду делать, что скажете! — но неожиданно погрустнела: — А что там с Олей? Ну, в смысле — убийцу не нашли? Так жалко её родителей. Хотела к ним зайти, но как-то боязно.

— Нет, пока не нашли. Но работаем активно. Думаю, поймаем! — и неожиданно услышав о родителях, спросил: — А ты не хочешь съездить к матери? У тебя ведь ещё есть несколько дней каникул. Я тебе денег дам на дорогу!

Алла стала серьёзной:

— Деньги у меня ещё остались. Не хочу! И ухажёра её видеть не хочу. Пусть лучше обо мне забудут навсегда.

— Зря ты так, Алла. Она же мать тебе всё-таки. Любит.

— Если бы любила — не бросила!

— Ну, в жизни разные ситуации случаются, а родные люди всегда должны быть вместе. Кто, как не мать, желает тебе добра? Вот ты представь себе наш земной шар, огромный, окружающий тебя мир с едущими куда-то машинами, паровозами, спешащими людьми, летящими самолётами. И нигде нет живого существа, которое бы думало о тебе. А когда человеку очень плохо или он вообще умирает, лежит без сознания в коме — только мысли и желания любимых могут вернуть его с того света, заставить жить! Ведь это так важно — не быть одной!

Алла почему-то сразу представила убитую в парке Ольгу; разбившихся ребят на асфальте — руки связаны полотенцем; беспризорников, с которыми успела сдружиться. Кто-то думал о них, заботился? Длинный на чердаке задохнулся. Вообразила, как он рвался из поглощающего его пугающего ужаса, но не мог осилить цепкие когти смерти. Вспомнила свою холодную скрипящую металлическую кровать в интернате, бессонные ночи и тени деревьев, в свете уличных фонарей раскачивающиеся маятником на потолке. Жуть!.. Жуть захлестнула её.

Гнетущая щемящая тоска охватила девочку, навалилась со всех сторон, подступила к горлу.

Внезапно соединились все пережитые в интернате обиды, оговоры, унизительный скулёж в подушку.

И снова те далёкие колокола как что-то светлое родное. Алла стала задыхаться от жалости к себе, едва сдерживая рвущиеся изнутри рыдания. Сорвалась и бросилась перед сидящим Заботкиным на колени. Обняла за ноги, в глазах — слёзы:

— А вы, Антон Борисович, желаете мне добра? Думаете обо мне?.. Думаете?.. Думайте, пожалуйста, Антон Борисович, я вас прошу, думайте обо мне. Не отдавайте моей матери, не отдавайте никому. А я буду думать только о вас… о вас.… Понимаете? Я же… я для вас… Я же… люблю вас…

— Конечно, конечно, милая. Я думаю о тебе. Я постоянно думаю о тебе. Хочу, чтобы у тебя было всё хорошо, — Заботкин приподнял девочку за предплечья и усадил рядом с собой, заключил в объятия. Прижал к себе. Достал носовой платок и стал вытирать слёзы, текущие по девичьему личику, — я тоже тебя люблю и никому не отдам. Не волнуйся. Давай пить чай, а то ты затопишь весь мой кабинет…

Глава 10. Задержание

Игнатьев всё-таки сдержал слово. После Международного женского дня дежурная часть в шесть утра доставила из дома Андрея-десантника. Фамилия оказалась — Сорока. Изъяли кучу ножей, в том числе и финку, которую он носил с собой отправили на экспертизу.

Допрашивали всем отделением, по очереди, чтобы не дать тому передохнуть. К обеду ждали следователя, и надо было уморить преступника, склонить к написанию явки с повинной.

Сорока стоял на своём — да, была ссора, кричал, что убьёт. Но не убивал.

По совокупности косвенных улик, следователь решил его задержать на трое суток. Водворили в камеру.

Начальник был доволен:

— Всё, Заботкин, прекращай свои мероприятия в отношении «декана». Тоже мне нашёл, кого подозревать — учёного! Нож изъяли. Агент Сыч по камере отработал десантника. Подтвердил, что тот убил девчонку, сообщил подробности, которые известны только преступнику. Понимаешь — только преступнику! Что ещё надо? Пальчики на стакане сошлись…

— Каком стакане? — не понял Антон.

— Из которого вино пили в парке Терешковой.

— Вроде пили из горла, одни бутылки изымали.… Они в кабинете Игнатьева до сих пор в коробке стоят, — засомневался Заботкин.

Шеф сморщился:

— Ладно, иди, не мешай, не порти малину. Читай свои бумаги!

Антон недоумевал. В голову закрадывались недобрые мысли. Чтобы подтвердить догадки, он вместе со следователем съездил на обыск к Сороке. Хотел увидеть пальто и шарф. Но такой одежды в гардеробе не нашлось. На вешалках висели только спортивные куртки.

В душе упрочилось сомнение. Да ещё этот стакан.… Хотя — может, действительно он был. Ведь Антон пришёл на место происшествия, когда осмотр уже завершался.

Скоро Игнатьев с начальником пошли на обед, и он решил поговорить с десантником.