Время доверять

Дверь в комнату оказалась не заперта. Внутри темно. Только свет уличных фонарей едва пробивается через задёрнутые шторы. Антон даже подумал, что Алла куда-то выскочила на минутку, забыла закрыть. На всякий случай постучал, спросил:

— Есть кто-нибудь?

Стал шарить рукой по стене в поисках выключателя.

— Не надо! — раздался знакомый голос из угла, где в полумраке виднелись очертания кровати. Скрипнули пружины. Что-то сдвинулось впотьмах, и в узкой щели света он увидел белые, вытянутые к нему руки. — Не надо света, иди ко мне! Я прошу…

Душа затрепетала, забилась, точно запертая в клетке. Снова всплыла в памяти та милая девочка, желающая защищать свою страну. «Думайте обо мне, думайте…»

И все обещания, клятвы, данные себе в командировке, показались Антону какими-то детскими, наивными. Что-то сладостное и одновременно опасное заполнило сердце. Точно оказался он на вершине горы, а внизу разверзлась бездонная пропасть. И только шаг отделяет от падения. Но так сладко оказаться в этом полёте вдвоём! Он сделал несколько шагов вглубь, и тут навстречу к нему метнулась тень:

— Любимый, милый Антон Борисович, прости меня, — голос Аллы дрожал и захлёбывался эмоциями, — прости меня, дорогой, не прогоняй! Помнишь, ты обещал думать обо мне? Помнишь? Пожалуйста, я прошу. Ведь о каждом человеке кто-то должен думать. О каждом…

Руки Аллы расстёгивали одежду Антона, скользили внутрь по телу. Её горячее дыхание било в лицо. Снова вернулось то давнее возбуждение, когда он обладал маленькой девочкой, готов был с остервенением рвать её на части. Заботкин обхватил лёгкое девичье тело и понёс к постели…

— Ты знаешь, какой сегодня день… — шептала она, — помнишь? Помнишь? Давай начнём все сначала. Как тогда…

— Да, да, я знаю… — Антон вспомнил, что сегодня её день рождения. Ей исполнилось восемнадцать. Как же он забыл? Подумал, что, быть может, это шанс. Им дали ещё один шанс наладить отношения.

Антон раздевал её в темноте. Чувствовал обнажённое упругое тело, как тогда на полу номера гостиницы. Что-то дикое, необузданное появилось в его движениях. Точно сумасшедший, безумный танец двух тел. Чёткий ритм и обрывки куплетов всплыли из глубины памяти: группа крови на рукаве… пожелай мне удачи в бою… пожелай мне…

И даже вторая кровать стояла в углу, но — пустая.

— Ты будешь меня слушаться, вредная девчонка? — рычал он, разбрасывая её одежду. — Упрямая безобразница! Будешь делать всё, что я скажу?

Алла дрожала, голос всхлипывал:

— Да, накажи меня… покажи, кто здесь хозяин. Я буду слушаться тебя. Я буду твоей рабыней.

Милый Антон Борисович, накажите меня, я буду послушной девочкой, сделайте мне больно, ещё, чтобы я почувствовала вашу силу… Чтобы запомнила навсегда…

Что-то коробило Антона в словах девушки. Но он старался не замечать. Быть может, ей так больше нравится — перевоплощаться в жертву, сильнее возбуждается. Он чувствовал, как соскучился по ней, по её гибкому телу, бархатистой коже, её голосу и словам. Только она могла произнести с такой интонацией через стон:

— АнтОн БОрисОвич, АнтОн БОрисОвич…

…Спустя час они лежали обессиленные, замерев, не разжимая объятий. С закрытыми глазами вдыхали запахи разгорячённых тел. И казалось, что не было разлуки и ссоры.

Антона душили вопросы. Он хотел знать всё: почему Алла перевелась на заочное отделение, где пропадала столько времени, что планирует? При отсутствии стипендии на что она живёт? Кто помогает и где ночует, когда не приходит сюда. Но ему не хотелось снова конфликтовать. Казалось, затронь он одну из этих тем, и снова начнёт раскручиваться клубок непонимания. Антон надеялся, что со временем всё уляжется, встанет на свои места.

Рассчитывал получить все ответы до утра. Он чувствовал, что Алла не спит — значит, она понимает, что должна всё рассказать сама. Не отвечая на вопросы, не вынуждая его задавать их, а добровольно. Ведь они начали всё сначала. В этом ожидании оба уснули и открыли глаза, когда по коридору зазвучали шаги студентов.

Антон встал и раздвинул шторы. В комнате стало чуть светлее. Оделся. Сел на кровать, чтобы попрощаться. Тревожить девушку не хотелось, и он протянул руку, чтобы погладить её поверх одеяла. Провел ладонью вдоль спины, по бёдрам. Пододеяльник немного сполз вниз, на шее девушки мелькнула розовая полоска. Антон подумал, что это какое-то украшение. Приподнял одеяло.

Его охватил ужас — Господи! Сколько раз он уже видел такие триангуляционные борозды на шеях самоубийц и тех, кого подвешивали насильно. Антон в недоумении резко сдёрнул одеяло. Вся спина Аллы была в красных мазках, точно художник еще не определился с рисунком и наносил пометки только красным.

Алла проснулась и села на кровать, повернулась к Антону, схватила одеяло, попыталась закрыться. На её запястьях тоже были красные полосы.

— Что ты с собой делаешь, милая? — удивляясь своему неожиданному спокойствию, произнёс Антон — душу окутало безнадежье. В глазах защипало. — Он же тебя убьёт.

Алла сжалась как нашкодивший щенок:

— Но я не могу без него-о-о, — она уткнулась в одеяло и зарыдала, вздрагивая всем телом, — не мо-о-о-гу…