Время и боги. Дочь короля Эльфландии

День близился к полудню, но Орион все еще спал крепким сном, и даже гончие его смирно лежали в своих конурах на псарне неподалеку; толкотня людей и телег внизу не имели к троллю ни малейшего отношения, и Лурулу вдруг почувствовал себя одиноко. Бурые тролли обитают в лощинах, там их тьма-тьмущая, и, разумеется, ни один одиноким себя не чувствует. Тролли сидят там в молчании, наслаждаясь красотою Эльфландии либо собственными непутевыми мыслями; а изредка, когда Эльфландия пробуждается от глубокого сна, своего естественного состояния, смех троллей потоком захлестывает лощины. Там тролли не более одиноки, чем, скажем, кролики. Но в полях Земли от края и до края был только один тролль, и этот тролль почувствовал себя совершенно заброшенным. Открытая дверца голубятни находилась на расстоянии примерно десяти футов от двери сеновала и примерно шестью футами выше. На сеновал вела лестница, прикрепленная к стене железными скобами, но ничего не сообщалось с голубятней, дабы туда не добрались коты. Гомон кипучей жизни, что доносился оттуда, привлек внимание одинокого тролля. Перепрыгнуть от одной двери до другой для Лурулу оказалось делом пустячным; он приземлился на пол голубятни в обычной своей позе, с выражением нахальной приветливости на физиономии. Но загудел вихрь крыльев, голуби с шумом вылетели через окна, и тролль снова остался один.

Тролль оглядел голубятню и остался весьма доволен увиденным. Все говорило о кипении жизни, и все пришлось ему по душе: сотни крохотных домиков из сланца и штукатурки, мириады перьев и запах пыли. Лурулу понравились умиротворенная тишина сонной голубятни и завесы паутины, что задрапировали углы, вобрав в себя пыль многих и многих лет. Тролль не знал, что такое паутина; в Эльфландии он ничего подобного не видел, однако от души восхитился тонкой работой.

В столь незапамятные времена возведена была голубятня, что минувшие с тех пор годы заполнили углы паутиной и обломками штукатурки, обвалившимися со стен, открыв взгляду красновато-бурые кирпичи под нею, и обнажили дранку крыши и даже сланец над дранкой, придавая сему призрачному месту некое сходство с покоем Эльфландии; однако и под голубятней, и повсюду вокруг Лурулу подмечал неугомонную суматоху Земли. Даже солнечный свет, что играл на стене, пробившись сквозь крошечные отдушины, – и тот двигался.

Очень скоро снова послышался шум голубиных крыльев и царапанье лапок о сланцевую крышу, однако возвращаться к домам своим птицы не спешили. Лурулу видел, как тень верхней крыши ложится на другую крышу, под нею, и различал беспокойные тени голубей на краю. Тролль приметил серый лишайник, что затянул нижнюю крышу, и аккуратные округлые пятна лишайника молодого и желтого на бесформенной серой массе. Тролль услышал, как шесть или семь раз размеренно прокрякала утка. Тролль услышал, как в конюшню под голубятней вошел человек и вывел коня. Проснулась и затявкала гончая. Несколько галок, вспугнутых с одной из башен, взмыли высоко в небо, перекликаясь резкими, шумливыми голосами. Тролль увидел, как огромные облака торопятся мимо вершин далеких холмов. Тролль услышал, как в кроне ближнего дерева кричит дикий голубь. Переговариваясь, мимо прошли люди. А спустя некоторое время изумленный до крайности тролль заметил то, что проглядел во время своего предыдущего визита в Эрл: даже тени домов не оставались на одном месте; Лурулу увидел, как тень той крыши, под которой он находился, слегка сместилась на нижней крыше, плавно скользя по серому и желтому лишайнику. Непрестанное движение, непрестанные перемены! Дивясь, тролль сравнивал увиденное с глубоким покоем родных ему угодьев, где одно мгновение двигалось медленнее, нежели тени деревьев здесь, и не истекало, пока каждое создание Эльфландии не насладится всею заключенной в нем отрадой.

А затем снова загудел вихрь крыльев: голуби возвращались. Они слетели с зубчатых стен самой высокой башни Эрла, где укрылись на время, почитая себя в безопасности под защитой ее головокружительной высоты и седой древности от странного, внушавшего страх чужака. Голуби вернулись, расселись на подоконниках и заглянули внутрь, одним глазом косясь на тролля. Одни были совершенно белые, а у других, серых, шейки переливались радугой, почти столь же красиво, как те оттенки и краски, из которых составлено великолепие Эльфландии; и Лурулу, неподвижно сидя в углу, по мере того как птицы подозрительно наблюдали за ним, всем сердцем захотел разделить их утонченное общество. Но неугомонные дети неугомонного воздуха и земли по-прежнему отказывались вернуться в голубятню, и Лурулу попытался подольститься к ним, явив тот же неугомонный нрав, что, как полагал он, отличает всех обитателей наших полей, любителей суматохи. Тролль вдруг подпрыгнул вверх; он скакнул к сланцевому голубиному домику, укрепленному высоко под потолком; он метнулся через всю голубятню к противоположной стене и опять приземлился на пол; но снова раздался возмущенный гул крыльев, и голуби исчезли. И постепенно тролль понял, что голуби предпочитают неподвижность.