Время и относительность

Когда я вернулась на Тоттерс Лэйн, дверь Будки была покрыта льдом.

Чтобы попасть вовнутрь и попить чаю, пришлось взять со свалки скребок и отколоть лёд.

Дедушка не заметил.

В данный момент его интересует холод.

– Папа Джона говорит, что это из-за русских, – сказала я ему.

– Это вряд ли, детка.

– Он говорит, что русские побеждают в войнах только тогда, когда на их стороне снег.

– Не воспринимай это слишком буквально.

Даже в Будке холодно. А это же не должно быть возможно.

– Снег, Сьюзен, ни на чьей стороне.

Суббота, 30 марта, 1963 г.

Сегодня в школу идти не нужно. А домашнее задание я сделала вчера вечером.

Дедушка занят.

Когда он думает о холоде, он сам становится холодным. Иногда он просто ворчливый и капризный, как и большинство взрослых во всей вселенной. Но сейчас он другой. Он словно превратился в органическую машину, которая делает то, для чего её спроектировали. Вычисляет, каталогизирует, но не общается, не сопереживает, не чувствует.

Даже если рассердиться, это ведь тоже чувство.

К примеру, стоишь у какого-нибудь дома, смотришь в его окно, и видишь, что там бьют ребёнка, но ты не ломишься вовнутрь, чтобы что-нибудь сделать. Находишь это интересным, но не видишь причин что-то менять, словно вся вселенная это просто картина на выставке; можно наслаждаться мастерством художника, но не должно быть даже и мысли о том, чтобы дорисовать что-то, исправить повреждение или улучшить то, что нарисовано плохо.

Там, откуда мы родом, все такие. Я боюсь, что если туман рассеется, и я окажусь такой же. Дедушка в глубине души не может быть таким, иначе мы бы тут не оказались. Нам не пришлось бы сбегать.

У меня болит голова, очень сильно. Нужно перестать думать об этом.

Позже...

Я вышла, замотанная в тёплую одежду, осторожно ступая по обледенелым тротуарам. Повсюду висели таблички, предупреждающие о гололёде. Британское правительство обожает говорить народу о том, что ему делать, чтобы ему было лучше. А британский народ обожает ворчать, игнорировать министров, и решать свои проблемы за чашкой чая.

Раз уж мы здесь, то, наверное, можно считать нас заслуженными британцами. Мы оба любим чай и, наверное, ворчим, и сами разберёмся, без правительства. А могло быть гораздо хуже. Мы могли быть заслуженными американцами. Наверное, мы бы тогда больше шумели, больше улыбались, и у нас было бы оружие.

Уборщики снега перестали заходить на Тоттерс Лэйн. Им пришлось сосредоточить усилия на главных улицах, что означало, что улицы, на которых люди только живут, должны справляться сами. Несколько сугробов на улице отмечают места, где снегом засыпало припаркованные автомобили, ожидающие теперь археологов будущего. Миссис Фаульке из дома №79 каждое утро упрямо чистит своё крыльцо и дорожку до тротуара. Она говорила, что писала в горсовет жалобу.

В сточных канавах и на тротуарах снега намело по несколько футов. Под некоторыми из этих сугробов есть замёрзшие собаки и кошки, наверное, они в анабиозе.

Газеты «Star»

, «News» и «Standard» все называют разные цифры, но люди погибали. Каждый день появлялось сообщение или о пенсионере, скончавшемся в похожей на холодильник квартире, или о заблудившемся ребёнке, побелевшем, как снег. На Серпантине[7] катаются на коньках, но студентам запретили проводить сбор пожертвований на Темзе. Подо льдом всё равно есть течение, и на середине реки лёд довольно тонкий.

Снеговик есть не только у нашей школы. В парках и дворах их полно. Некоторые дети одели свои творения епископами или джентльменами в шляпах-котелках, и требуют у прохожих монетки, как в Ночь Гая Фокса[8]. Возле автобусной остановки дети придали куче снега форму толстых людей, ожидающих автобус.

Улица Хай Стрит расчищена и посыпана солью. На ней сегодня было многолюдно. Многие магазины были закрыты всю неделю из-за этого тихого кризиса, но открываются в субботу утром. Это значит, что людям приходится за один раз покупать сразу всё.

Рядом с «Помпой», пабом на углу, выставлена доска, на которой мелом написаны повысившиеся цены на бренди и другой алкоголь. Когда «Помпа» открыта, рядом с ней всегда припаркованы мотоциклы, и парни в чёрных кожаных куртках сравнивают у кого громче ревёт двигатель и смеются с тех, кто жалуется на шум. Они называют себя «Ребята Сверх-тонники» Оказывается, стать членом их банды можно лишь разогнав мотоцикл до скорости больше ста миль в час («тонны») и выжив после этого. Сейчас все мотоциклисты закрывают свои мотоциклы брезентом, а когда заводят их, создают ещё больше шума, чем обычно, из-за того, что свечи обледеневают. Я всегда перехожу дорогу так, чтобы не проходить рядом с этим пабом, когда в нём есть «Ребята Сверх-тонники». Любым попавшимся им на глаза девушкам они говорят ужасные вещи, даже таким маленьким и незаметным, как я.