Время и прах (СИ)

— Я не боюсь умереть, — сказал он после паузы, — Я уже давно должен был очутиться на том свете. Если он есть, тот свет. Чудом, что я не заразился «полосатой болезнью». Я каждый день ходил под смертью, но она только легонько касалась меня, не приближаясь вплотную. Я каждый день просил ее, чтоб она взяла меня. Но она говорила: нет, еще не время.

— Ты никогда не был самоубийцей. Из нашей святой тройки ты был самым стойким.

Пат поднял голову.

— Я много об этом думал, но да, ты прав. Я не мог покончить с собой, — он тоже отстегнул свой ремень, — Много лет назад… У меня были мысли…

— Что за мысли?

Пат не ответил.

— Пат?

— Я хотел, чтоб ты и Дерек поменялись местами. Тогда я еще любил его.

Внезапно мне стало не хватать воздуха. Кислород сжигал мои митохондрии, но воздуха мне всё равно не хватало. Вот она ярость, питаемая силой жизни.

— Ты хотел, чтоб я умер?

— Я хотел, чтоб он был нормальным и был живым.

— А потом?

— А потом всё изменилось. Теперь я так не думаю. Он заслужил то, что с ним случилось. Я тоже заслужил. А ты — жертва. Я не думаю, что ты лучше или хуже его. Но теперь, временами, в твоем лице я вижу его. И от этого меня трясет.

— Летиция сказала, чтоб я признал то, каким я стал…

— И правильно сказала.

— Но он уже давно во мне. Я просто не замечал то, каким я стал. Во мне столько же жестокости, сколько и в нем.

Пат подплыл ко мне и приобнял за талию:

— Есть такая штука: судьбой зовется, друг мой Марек. Ты, он, я. Это было неизбежно с самого начала. Ты не сможешь ничего изменить, тебе остается это принять и доживать сколько тебе там осталось.

Нити сложились в затейливую вязь, связавшую троих. Одна нить оборвалась. Две еще длятся, связанные воедино. Две нити и переборки-ступеньки между ними. Геном.

Я раскрыл глаза. Судьба — это цепочка генома. Суть, центр.

Пат тянул меня за собой, говорил мне что-то, но я был нем и оглох. Наконец я отпустил несчастное кресло, и Пат повлек меня за собой.

***

Спать в невесомости — то еще увлекательное занятие. Я пялился в потолок и кусал губы, чтоб не начать реветь как маленький ребенок. Судьба, говоришь.

Мне отчаянно хотелось курить. И трахаться.

Не знаю, чего хотелось больше.

Трахаться в невесомости мы еще не пробовали. А курить было нельзя: очистители воздуха закоротит.

Что-то во мне отчаянно хотело жить, но сам я внутренне был готов к смерти. Самурай всегда должен быть готов к смерти.

Хотя мне и немного лет, но я прожил интересную жизнь. Попробовал вкус денег и удовольствий, которые за них можно купить. Встретил любовь всей своей жизни.

Любовь моя в этот момент дрыхла, связанная ремнями, чтоб не болтаться по отсеку.

Дрыхла без задних ног.

Он всегда был сильнее меня. Это… восхищало. И я ему завидую, его внутренней силе. Я готов распустить нюни, а он стоически держится. Немного нервничает, но это мелочи.

Выдержка, внутренняя сила.

Он говорит, что я его не слушаю, не слушаю, что он пытается до меня донести. Что я воспринимаю не всю информацию. Я это знаю, да… Но как мне услышать достаточно?

У нас один язык. Мы можем работать вместе, можем обмениваться информацией. Но когда дело доходит до чего-то важного, я не улавливаю до конца.

Я вижу лишь образ его, созданный моим воображением, моей душой. Но этот образ сильно расходится с реальностью.

Я никогда не проникну в его суть на сто процентов. Он всегда будет для меня загадкой, и это будет тем, что удержит нас друг от друга. Непонимание.

Одно слово — перечеркнутый мост.

То, что случится позднее: я опять не уловил вовремя знаков. Пат пытался мне сказать, но я не умел читать между строк. Я не умею читать знаки. Я слепой дурак. Любовь ослепила меня. Страх сделал меня глухим ко всему остальному.

У нас было два дня впереди, пока мы болтались в космосе, ожидая комету.

***

Он увидел ее первым и долго смотрел на нее завороженный. Не реагировал на меня, я думал, что комета его околдовала.

Она была красивой, да. Золотисто-розовой, в голубоватых всполохах. В кромешной тьме она была чем-то удивительным. Как чудо, спустившееся к нам.

Затем он начал готовиться: скафандры, всякие приспособления для выхода в открытый космос. Я молча наблюдал за ним.

Пат остановился, проверяя систему воздухоподачи. Он вздохнул.

— Нам придется это сделать, ты ведь понимаешь?

— Мы можем поболтаться и здесь, не высовываясь.

— Нет.

— Что ты хочешь сделать? Нырнуть к ней прямо в жерло и сгореть в ее поле?

Пат убрал скафандр в отсек.

— Ты никуда не пойдешь один, — сказал я.

Но он подгадал так, что, когда я понял, было уже поздно. Я нашел его несколько часов спустя. Он включил силовое поле, чтоб не впускать меня внутрь, сам же уже надевал скафандр.

— Пат, пожалуйста.

— Ты ведь всё понимаешь.

Ага. Ага. Мой друг-предатель. Лучший любовник, что у меня был.

Пат захлопнул шлюз передо у меня перед лицом, оставив смотровое окошко. Отключил силовое поле.

— Пат, я пойду с тобой. Впусти меня.

— Ты ведь и так всё понимаешь, Марек, — повторил он с грустью в динамик, — Это слишком хорошо, понимаешь? Всё было слишком хорошо. Пир во время чумы. Он меня душит, я задыхаюсь.

Да, я понимал. Он и не собирался идти со мной. Никогда не собирался.