Шульгин не возразил. Они спустились по стертым чуть не до половины грязным мраморным ступенькам в сводчатый зал ресторанчика, тот самый, где через полсотни лет помещался пивной бар «Гамбринус», не имевший, кстати, ничего общего с настоящим «Гамбринусом», описанным Куприным.
По причине раннего времени, кроме них, в зале оказалось всего трое посетителей, пивших водку и нещадно дымивших контрабандным турецким табаком в дальнем углу.
Сашка привычно напрягся. Слишком целенаправленно, как ему показалось, Славский шел именно к этому заведению. Здесь вполне могла ждать засада. Но не беда, с четырьмя он справится голыми руками, не придется и пистолет вынимать, а обстановка зато сразу прояснится.
Привычно, словно бывал здесь каждый день, Славский движением пальца подозвал официанта.
– Ну-с, любезнейший, что у вас есть?
– Все! – с великолепной уверенностью ответил остроносый человечек с жидкими усиками.
– Тогда угощайте…
Не прошло и трех минут, как на столе появилась тарелка с крупными креветками, тарелка с золотыми здоровенными кефалями горячего копчения (здесь все ели кефаль, как через полвека – мороженого минтая. «Шаланды, полные кефали» – помните?), несколько ломтей хлеба, две высокие, с выщербленными краями кружки пива и бутылка местной водки с подмокшей синей этикеткой.
Шульгин, вернее, в данном случае Ричард Мэллони смотрел на все это с некоторым изумлением.
– По-русски слово «все» обозначает именно такой ассортимент блюд?
Славский довольно рассмеялся.
– Вот именно. Ничего другого здесь исстари не подают. Зато ручаюсь – и «рачки», как здесь говорят, и рыба совершенно изумительны. Вы попробуйте, попробуйте…
Тут бывший гусар не солгал. И креветки, и рыба, и даже водка оказались чрезвычайно вкусны.
В немалой мере потому, наверное, что море у Одессы было совершенно чистым, несколько лет в него не попадали ни промышленные отходы большого города и порта, ни остатки нефти из топливных цистерн боевых кораблей.
Сашка ел, пил, поддерживал разговор и одновременно продолжал размышлять, чем именно его все сильнее и сильнее настораживает господин Славский, что в нем не так, не по сюжету.
А чувство несоответствия было вполне отчетливым, так, бывает, раздражают американские фильмы, построенные по совершенно чуждым русской натуре канонам. И событийный ряд развивается совсем не в ту сторону, и поступки героев неадекватны ситуации. Вот и сейчас…
Предположим, что Славский действительно бывший кавалерийский офицер, позднее – эмигрант, авантюрист, искатель приключений.
Это может быть правдой, манера говорить и держаться весьма соответствует легенде.
Тогда непонятно, в качестве кого и зачем он опекает фон Мюкке? Что не со стороны югорусской контрразведки – очевидно. Работает на ГПУ? Тоже как-то маловероятно, без санкции Агранова осуществлять операции на чужой территории бывшая ЧК вряд ли стала бы, а ни о чем подобном собственная агентура Шульгина в Москве его не информировала.
Поверить в то, что осевшие в Берлине и Париже эмигранты имеют свой интерес в Югороссии, также сложно. По имеющимся данным, те, кто по каким-то причинам до сих пор не вернулся на родину, собственной политической структуры с независимой политикой не имеют.
Да и работать на разношерстную русскую эмиграцию в то время, когда нет никаких препятствий к тому, чтобы вернуться домой и неплохо здесь устроиться, тоже странно, не похоже на такого, как Славский, человека.
Разве что платят ему столько, что можно забыть и о патриотизме, и о долге офицерской чести.
Платят исключительно за прикрытие и обеспечение деятельности немца?
Тогда задача, стоящая перед некстати раненным капитаном, весьма и весьма ответственна.
А ему, Шульгину, удалось почти случайно, но сразу оказаться в центре завязывающейся интриги чуть не мирового уровня?
Если это не рука судьбы, то крайне удивительная игра случая.
– Сегодня под вечер к нашему капитану должен приехать для консультации профессор Гронфайн, крупнейшее в Одессе светило невропатологии. Я уже договорился. Если его диагноз будет обнадеживающим… – Славский замялся, словно колеблясь, говорить ли дальнейшее или нет.
Шульгин ему помогать не стал, полностью увлеченный высасыванием нежного розового мяса из тельца креветки.
– Так вот, если фон Мюкке сможет в ближайшее время встать на ноги, не согласитесь ли вы сопроводить его до Стамбула, раз уж все равно собираетесь направиться в ту сторону?
«А вот это уже интересно, – подумал Сашка. – Меня все же решили ввести в игру, хотя пока и втемную».
– Если речь идет о том, чтобы сопроводить, отчего же и нет?
– Хорошо. Тогда возьмем билет на поезд до Софии, там пересядем на Восточный экспресс, и через двое суток мы в Стамбуле.
– А зачем? – наивно спросил Шульгин.
– Что «зачем»?
– Зачем такие сложности? Не совсем оправившемуся от тяжелой раны человеку гораздо удобнее сесть на пароход прямо здесь и без пересадок, без вагонной тряски на следующий день оказаться в столице Блистательной Порты.
Славский посмотрел на него несколько даже сожалеюще.