Как бы в подтверждение этому прямо под ноги Белгу шлёпнулась лягушка, которую выронила пролетавшая мимо сова; расстроенная потерей добычи птица скрылась в темноте, сопровождая свой полёт недовольным уханьем, Воистину недобрый знак!
Взяв другой нож, поуже первого, вставленный в изящную изогнутую рукоять, жрец повторил попытку. На этот раз он не смог даже как следует замахнуться: костяная рукоятка запуталась в длинном рукаве шерстяной хламиды; когда же незадачливый гадатель на человеческих внутренностях начал яростно трясти рукавом, нож внезапно высвободился, вывалился из рукава и, ударившись о камень, вдребезги разбился.
— Ты что вытворяешь?! — набросился на него озверевший Белг. — Уже наглотался своих дурманных листьев? Не мог до вечера подождать? Хочешь, чтобы вся моя дружина уверовала в дурное знамение и вернулась домой?!
— Я не...
— Я сам его прикончу! — Белг, подняв свою медную палицу, что есть силы врезал лежащему на камне Роногу по голове; но попал держащему его ургиту в руку. Тот взвыл от страшной боли и отскочил в сторону, ухватившись за сломанное запястье. Недолго думая, вождь нанёс ещё один удар; теперь он приложился точно по шлему второго склонившегося над жертвой витязя. Бедняга рухнул на четвереньки, но довольно быстро пришёл в себя, поднялся на ноги, а затем нетвёрдой походкой приблизился к своему командиру.
— Да по какому праву ты, степной шакал, поднял руку на меня, Гразма, сына Грока, внука Гремлира, правнука Бреса, праправнука Урга, прапраправнука Торнора? — грозно вопросил он и с размаху двинул Белгу кулаком в челюсть. — Не вождь ты мне больше!
Сознание предводителя ургитов затуманилось: пошатываясь, отступил он на несколько шагов и рухнул прямо на руки своему вовремя подскочившему колесничему.
Стоявшие подле бойцы схватились за оружие. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не голос, который заорал срывающимся фальцетом:
— Стойте! Угомонитесь! Разве вы не понимаете? Всё от него! Он виноват! — Указующий перст жреца был нацелен на застенчиво улыбающегося Ронога. — Истинно говорю вам! У него дурной глаз! Он наводит порчу! Посмотрите — да ведь он потешается над нами!
— Похоже, ты несколько умнее, чем кажешься на первый взгляд, — заметил Роног. Его уже никто не держал, теперь маленький человечек вальяжно расселся на жертвенном камне, подогнув под себя ноги.
— Не упускайте его из виду! — распорядился жрец, в глазах которого разгорался холодный огонёк. — И подайте сюда сыромятный ремень подлиннее!
Ургиты обступили камень плотным кольцом. Впрочем, Роног и не пытался бежать. Он покорно подставил шею, на которой ловко захлестнули принесённый повод; за один конец взялся сам жрец, а другой передал стоявшему поблизости воину.
— Тяни!
И они принялись тянуть. Оба шипели от натуги, сами покраснели и запыхались, но Роног не проявлял ни малейших признаков удушья. К перетягиванию ремня присоединились ещё двое, затем ещё четверо; всё было по-прежпему. Пришедший в себя Белг смог лицезреть совершенно нереальную картину: шестеро здоровых мужчин душили одного, а тот даже не предпринимал попыток стащить с шеи удавку. С лица Ронога не сходила добрая, немного усталая улыбка.
— Может, попробуем разорвать его надвое колесницами? — пропыхтел один из участников экзекуции. — Привяжем за руки, за ноги и...
— Отличная мысль! — немного оживился жрец. — Бросайте-ка этот ремень и хватайте его покрепче!
— Вот уж дудки! — внезапно заявил коротышка, скинул с плеч свой куцый плащ и вывернул его наизнанку, открыв на всеобщее обозрение подкладку, выполненную из множества пёстрых птичьих перьев. Руки воинов ухватили лишь пустоту — на камне сидел белый ястреб-перепелятник.
— Оборотень?! Не уйдёшь!
— Посмотрим! -— ответил ястреб и больно клюнул жреца в нос. Спрыгнув с камня, птица проковыляла по земле к- носилкам, на которых лежал раненый тординг.
— Ловите! Ловите его! — Хлынувшие из глаз слезы слепили священнослужителя, он с трудом ориентировался в окружающем пространстве. Тем временем ястреб подскочил вверх и полетел. В когтях он нёс так и не пришедшего в сознание Хнеффла.
Каким образом столь небольшая птица смогла поднять в воздух взрослого мужчину, осталось неизвестным. Воины в изумлении уставились в небо, провожая взглядом два удаляющихся силуэта. Кто-то потянулся за луком и стрелами; однако в этот самый момент на середину освещенного догорающими погребальными кострами пространства вынеслась боевая колесница, запряжённая двойкой взмыленных коней.
Возница спрыгнул на землю, подбежал к Белгу и рухнул перед ним ниц. Его лицо перечеркнул свежий глубокий шрам, а на изодранной тунике расплывалось липкое багровое пятно.
— Вождь! Тординги... наш лагерь...
Белг резко повернулся к востоку. Там, где его дружина во время преследования отступающих к броду врагов оставила свой обоз, на фоне звёздного неба было хорошо различимо зарево большого пожара.
— Что?! Откуда они там взялись?