Время колокольчиков

Главный враг оказался не вовне, а внутри каждого. Ведь общество -целостный организм, в котором подпольная часть пусть не *ак явно, как официальная, но все равно несет на себе отпечаток системы. А то, что мы называли "хомо советикус", в действительности уходит корнями куда глубже 1917-го года. Еще античные авторы писали об особенностях психологии, отличающих раба от свободного гражданина -- хозяина отцовской земли, наследника славы предков, участника народного собрания в родном и любимом городе. Они же отмечали, что в обществах тотального рабства несимпатичные "рабские" качества свойственны всем: от низшего пролетария до вельмож и интеллектуальной элиты. "Здесь первые на последних похожи". А последние -на первых. Революции рабов ведут к новой диктатуре новых рабовладельцев.

Замкнутый круг не разорвать усилием мышц. Путь к настоящей свободе труден и долог. Но не безнадежен.

Герои книги сделали на этом пути только самые первые шаги.

Не исключено, что "искра электричества" в нашей стране возродится -может, под каким-то другим названием. Но это будет уже совсем другая история.

246

247

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

М. Тимашева, А. Соколянский:

ЛИКИ РУССКОГО РОКА

В отличие от молодых бунтарей Европы и Америки, отечественные "шестидесятники" -- поколение довольно взрослых (или до времени повзрослевших) и сравнительно тихих людей. Залихватскому буйству рок-н-ролла они навсегда предпочли вдумчивую зоркость "бардов": первые песни протеста были у нас умны и негромки. Оглядываясь на своих страших братьев, рокеры впервые впитывали в себя уважение у слову, тем более что и играть им, за отсутствием электрогитар, часто приходилось на "акустике", компенсируя слабость звука напряженностью мысли. По возрасту наш рок моложе мирового лет на десять, но рос он с удивительной быстротой, опережая в слове и смысле доступные возможности техники.

Человека, равно любимого двумя поколениями, связавшего два поколения, звали Владимир Высоцкий. Было бы глупо втискивать его в "рокеры", несмотря на то, что многие его песни (скажем, "Парус" /"А у дельфина взрезано брюхо винтом".../) гораздо ближе к канонам рока, нежели к бардовской традиции. Но сказать, что без Высоцкого отечественный рок рос бы по-другому и гораздо медленее -- только справедливо.

"... Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души", -- пел Высоцкий.

"...Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия. К ним Бог на порог -- но они верно имут свой срам", -- откликался Башлачев.

На концерте в Лужниках патриарх нашего рока Александр Градский пел песню, посвященную памяти Высоцкого: это не казалось странным.

Человек в модных лакированных штиблетах, затемненных очках, подчеркнуто небрежно одетый. Какая-то невероятная гитара, звучащая с мощью органа. Как хороша! И как хорош бывший хиппи -- счастливый ее обладатель. Сколь выразителен богатейший голос, который Градский показывает гак же небрежно, как костюм...

248

Молодые рокеры относятся к завоевавшим славу лидерам первого поколения немногим лучше, чем молодые поэты к Вознесенскому и Евтушенко: вы чье, старичье? Не многовато ли у вас официальных заслуг? Доверие каждый раз приходится отстаивать заново -- может быть, именно поэтому, напомнив о мощи своего голоса и виртуозности игры, Градский перешел к почти бесхитростным, на трех аккордах выстроенным песням. И зазвучала горьковатая автобиография, окликающая песню В. Высоцкого "Час зачатья я помню неточно...". И шквалом отозвался зал на язвительную притчу о.геологоразведочной партии:

"А куда мы держим путь -- это ведь не главное. Главное -- держать его, а не знать -- куда... "

К певцам, переставшим быть кумирами, приходит зрелость -- и они оказываются ее достойны. Может быть, только бывшие романтики и могут с абсолютной трезвостью оценить все происходящее, включая и собственную дозволенную славу, пришедшую на излете молодости, на изломе судьбы.

Андрею Макаревичу по всем статьям полагалось быть на гастролях в Ленинграде. Он задержался, чтобы спеть одну песню -- вечный романтик, когда-то первым пробивший стену и вышедший в народ. Его встретили несколько настороженно: пожалуй, если бы лидер МАШИНЫ ВРЕМЕНИ заиграл нечто машинально-красивое, не постеснялись бы и освистать. Хрустальные замки и солнечные острова действительно слишком давно скрылись в тумане.

Певец обманул ожидания и победил. Песня его была негромким (но оттого вдвойне сильным) обвинением: речь шла о том, что стыдно дышать разрешенным воздухом, что "лаять вслед ушедшему поезду" - глупая и мелкая собачья радость.

"То Армению, то Эстонию лихорадит уже в открытую, а мы все смеемся над Ленею, потешаемся над Никитою..."

Поразительно, до чего новый Макаревич и интонациями и ритмом строки напоминал Александра Галича. Не пародийно, а всерьез был похож: с полным пониманием того, что повторяет чужое, но что повторять необходимо. Ему рукоплескали, но петь дальше он не соблазнился: все, что нужно сказать, уже было сказано.

Спасибо вам, "отцы"русского рока, -- вы не обманули нашей преданности.