Время любить

– Эту истину не я открыл, – продолжал Валера. – Она существует испокон веку. За свой грош везде хорош, как говорила моя бабушка. Я в месяц имею больше иного профессора… Значит, и по уму ему равен. Как ты считаешь, Асенька?

– Валера умнее нашего завкафедрой Музыкина? Как ты думаешь? – подлила масла в огонь Оля.

– Музыкин ездит в институт на общественном транспорте, а у Валеры не машина, а чудо двадцатого века, – сказала Ася, не глядя на подругу.

– Золотко ты мое! – расчувствовался Валера и, чуть не выскочив из ремней безопасности, поцеловал Асю в щеку. – Ты сама чудо века! Подружка твоя… – он бросил косой взгляд на Олю, – мыслит категориями вышедшего в тираж поколения, которое носит широкие брюки на пуговицах и драповое пальто фабрики имени Володарского. Среди моих клиентов нет таких.

– А кто же ваши клиенты, Валера? – спросила Оля.

Она уже предвкушала, как расскажет Андрею про эту поездку. Впервые она слышала от молодого человека столь откровенное признание в своей любви к деньгам. Обычно люди не любят распространяться на эту тему, скорее скажут, что деньги для них ничего не значат… А Валера аж весь светился, когда говорил о них. А Ася-то! Как в рот воды набрала, а ведь у нее острый язычок! Уж не за сумочку ли купил Валера ее терпимость к подобным высказываниям? Оля не могла даже подумать, что подруга всерьез разделяет убеждения Валеры.

– Я вас с ними как-нибудь познакомлю, – улыбнулся Валера. – Мои клиенты, не торгуясь, платят за модную вещь ту цену, которую я назову. Они могут выбросить в ресторане за вечер сотню-две и не поморщатся. Они стоят не меньше двадцати тысяч…

– На них что, ярлык повешен? – подначила Оля.

– Как одет солидный современный мужчина? – разглагольствовал Валера. – На нем кожаное пальто, которое потянет на тысячу, швейцарские часы «Родо» на пятьсот, золотой перстень с монограммой – триста, фирменные джинсы, кроссовки… Вот уже больше трех тысяч. Выйдет такой человек из подъезда, а его ждет собственный «жигуль»… Ну а что у него дома, я уж не говорю. Там можно все сосчитать только на счетной машинке.

– И много таких?

– Хватает… – неопределенно ответил Валера.

– И вы такой?

– Буду таким, – уточнил Валера. – Но для этого еще нужно годика два-три повертеться вокруг них…

– А вдруг посадят?

– За что? – искренне удивился Валера. – Мои клиенты стараются с милицией дел не иметь.

– Это, наверное, работники торговли, бармены, автослесари со станции техобслуживания… – стала перечислять Оля.

– Валера обслуживает и честных людей – артистов, писателей, композиторов… – вставила Ася.

– И другие… официальные и неофициальные лица, – рассмеялся Валера. – Все те, кто умеет бабки делать.

– Ты уж не мерь одной меркой честных талантливых людей и жуликов, – сказала Оля.

– Лишь у нас умение делать деньги считается неблагородным занятием, а в других странах это норма жизни, – возразил Валера.

– «Делать деньги»… – презрительно фыркнула Оля. – Я часто слышу эту фразу! Деньги не делают, а зарабатывают. Одно дело, когда человек получает их за честно выполненную работу, а другое – за спекуляцию. Ведь спекулянт наживается на честных людях…

– Необязательно, – добродушно возразил Валера. – Я предпочитаю иметь дела с теми, кто сам чем-либо спекулирует… Крутые ребята из мира торговли не торгуются за каждый червонец! Как им легко деньги достаются, так легко они их и тратят.

– А как же быть честным, порядочным, кто получает только зарплату? – спросила Оля.

– Ты ведь не спекулянтка, верно? – бросил на нее в зеркальце насмешливый взгляд Валера. – А за модные бельгийские сапожки, что у тебя на стройных ножках, заплатила стольник с прицепом. Что, не так?

Оля замолчала. А он ведь прав, этот Валера! Сапожки купил ей отец. И заплатил за них сто пятьдесят рублей. Наверное, столько она, Оля, будет получать в месяц, когда закончит институт…

– Как это в детских стишках: папы разные нужны, папы разные важны?.. – примирительно произнесла Ася. – Что бы мы без тебя делали, Валера!

– Золотые слова, Асенька! – рассмеялся тот.

Сразу за Сестрорецком он свернул к заливу. На пустынном, усеянном валунами берегу никого не было, лишь вороны степенно разгуливали у самой кромки воды. Прохладный ветер шумел в колючих ветвях низкорослых сосен, перевернутые лодки почему-то навевали грусть. Огромные валуны, будто спины моржей, выглядывали из свинцово-неприветливой воды. На одном из них сиротливо стоял резиновый детский сапожок. Наверное, после ледохода его волной сюда откуда-то принесло.