Время мертвых

— А это что за кадр? — кивнул я на очередную «скульптурную композицию», приютившуюся под урнами и не бросающуюся в глаза. Изделие лепили из глины и явно не месяцами. Центральное место композиции занимала корявая фигурка человека. Голый шишковатый череп, одежда до пят, уродливый, искривленный, он замахивался молотом на длинной рукоятке. Вокруг него грудилось что-то бесформенное — имея воображение, можно представить, что это стая крупных птиц.

— Эту штуку лучше не рассматривать, — поморщился Якушин. — Слишком специфичное и ломкое изделие. Творение посвящено рогьяпе — главному персонажу так называемого небесного погребения в Гималаях. Ритуал, мягко говоря, необычный, проводится в горах, где нет деревьев, чтобы сжечь останки, а почва слишком твердая и каменистая, чтобы вырыть могилу. Буддисты верят, что душа после смерти отделяется от тела, а само тело после этого — бесполезный и пустой кусок плоти. Вроде пустой бутылки, из которой выпили все содержимое. Небесные похороны проводят вдали от населенных пунктов. Лама читает молитвы над телом, а потом могильщик рогьяпа ножом и кувалдой расчленяет останки и разбрасывает их по округе. Тут же слетаются падальщики, которые быстро все подъедают. Огромные такие птицы-стервятники. Они всегда сидят поблизости, ждут, пока человек закончит приготовление еды. Если очень голодные, то не ждут — слетаются, галдят, путаются у него под ногами, выхватывают куски мяса… Процедура, конечно, далека от христианской с ее бережным отношением к телу усопшего. От тела после этих похорон остается только скелет, рогьяпа ломает кости, измельчает их, смешивает с мукой и маслом. А это уже лакомство для мелких птиц — и оно быстро уничтожается. От человека не остается ничего, только воспоминания и душа, живущая по своим законам. Такие похороны считаются идеальным актом жертвоприношения, ведь птицы получают пищу, которой мало в горах, и поддерживается круговорот веществ в природе. Подобные церемонии, кстати, устраиваются не только в Гималаях. Иногда тела поднимают в горы, уносят в лес и там оставляют для съедения животными…

И снова продолжительное молчание. Мы обсудили все, что могли. Кроме, как оказалось, одного… Сергей Борисович аккуратно извлек из бокового кармана прибор господина Рязанова, и мы с Варварой вытянули шеи. За спиной послышалось глухое покашливание. Алла Михайловна собиралась войти, что-то спросить по своей работе, но растерялась, стала пятиться. Прибор был обмотан резинкой, иначе бы развалился.

— Только не говорите, Сергей Борисович, что ваши люди его не вскрывали, — пробормотал я.

— А толку? — хмыкнул он. — Единственная плата просто раздавлена. Прибор измеряет что-то специфичное — определенный вид энергии, излучения. Звуковые, световые волны — в некоем особом диапазоне, который в остальных случаях не применяется.

— Что им могут измерять? — пожал я плечами. — Дальше ваттметра и вольтметра мои познания не распространяются.

— Есть много приборов для измерения энергии и волн, — сказал Якушин. — Болометром измеряют энергию электромагнитного излучения в диапазоне длин волн от нескольких метров до нескольких сантиметров. Калориметр — для измерения тепловой энергии. Радиометр — тот же дозиметр — замеряет радиоактивность, энергию световых лучей. Существуют энергометры — для замера по величине газообмена суммарного расхода энергии организмом человека или животного… Но это, увы, не относится к неодушевленным вещам.

— Вы уверены, что мы должны искать этот предмет? — решился я на вопрос. — Тема деликатная и опасная, заметьте, больше для вас, чем для меня. Ищем неприятности?

— Боишься, что найдем? — усмехнулась Варвара. — Не тот случай, Никита, когда все можно пустить на самотек. Сергей Борисович имеет право знать, что происходит на его частной территории.

— В сущности, да, — кивнул Якушин. — Думаю, лишние знания не повредят. Ну, все, молодые люди, мне надо бежать, — заторопился он. — Ждут на заводе и в лаборатории. Проводится апробация нового препарата для бальзамирования, и я должен присутствовать на встрече с парочкой ушлых субъектов из областной судебной экспертизы. Это важная встреча, вынужден откланяться. Вам тоже не мешает выйти на свежий воздух…

Свежий воздух в этот час был действительно лекарством. Он продувал мозги и холодил кожу. Мы с Варварой сделали круг почета вокруг Парка Памяти, возвращались по центральной аллее к крематорию. Было тихо, не считая рабочего лязга в правом крыле. Трудились строители, подъехала машина с облицовочным кирпичом, оборудованная краном. Сновали фигурки в комбинезонах. До окончания работ в купольном зале оставалось немного времени.

— Подведем итоги? — предложила Варвара, критически поглядывая, как я закуриваю вторую сигарету.