Время мира

В Амстердаме все было сконцентрировано, скучено: корабли, набитые в порту как сельди в бочке, лихтеры, двигавшиеся по каналам, купцы на бирже, товары, которые поглощались складами и непрестанно выходили из них. Свидетель XVII в. рассказывает: «Стоит только причалить какому-нибудь флоту, как при посредстве маклеров все это количество товаров на первом же собрании купцов на Бирже покупается, и корабли, разгруженные за четыре-пять дней, готовы для нового плавания»²⁹⁷. Покупались они наверняка не так быстро. Но склады способны были все это поглотить, а потом извергнуть все обратно. На рынке имелось огромное количество ценностей, материалов, товаров, всевозможных услуг — и все было доступно сразу же. Распоряжение — и машина пришла в движение. Именно этим Амстердам поддерживал свое превосходство. Всегда к вашим услугам изобилие, огромная масса денег, постоянно находившаяся в движении. Когда они принадлежали к определенному классу, голландские купцы и политические деятели осознавали, хотя бы через собственную практику изо дня в день, громадное могущество, которое находилось в их руках. Их главные козыри позволяли любые игры — законные и незаконные.

«С того времени, как я более глубоко знаю Амстердам, — писал в 1699 г. один современник, — я его сравниваю с ярмаркой, куда множество купцов доставляют из своей стороны товары, будучи уверены, что найдут там сбыт; как на обычных ярмарках купцы, кои там пребывают, не пользуются теми вещами, что они там продают, так и голландцы, кои со всех сторон накапливают товары Европы, сохраняют для своего употребления лишь те, кои абсолютно необходимы для жизни, и продают прочим нациям те, что они рассматривают как излишние, каковые всегда самые дорогие»²⁹⁸

.

Сравнение с ярмаркой банально, но им сразу же сказано главное о роли Амстердама: собирать, складировать, продавать, перепродавать товары всего мира. Уже Венеция проводила подобную же политику; уже Антверпен к 1567 г. был, по словам Лодовико Гвиччардини²⁹⁹, «постоянной ярмаркой». Нет никакого сомнения, что по масштабам того времени эта складская мощь казалась баснословной, да и ненормальной, потому что такое притяжение порой завершалось откровенно нелогичными транзитными перевозками. Еще в 1721 г.³⁰⁰

Чарлз Кинг в своем «Британском купце» удивлялся, что английские товары для Франции забирали голландские корабли, что товары эти выгружались в Амстердаме и оттуда отправлялись по Маасу или по Рейну!³⁰¹

За них будет выплачена пошлина при ввозе и вывозе из Голландии, затем дорожные сборы на Рейне или на Маасе и, наконец, пошлина на таможне на французской границе. Разве не оказались бы эти товары «дешевле в Шампани, или в Меце, или в прилегающих к Рейну и Маасу местностях, ежели бы мы с самого начала выгружали их в Руане и платили бы только городские ввозные пошлины в сем городе»? Конечно, будучи англичанином, Кинг заблуждался, если полагал, что таможенную пошлину платили один-единственный раз при въезде во Францию³⁰². Но очевидно, что движение через Амстердам удлиняло и усложняло кругооборот. Прямая торговля в конце концов возобладает, когда в XVIII в. у Амстердама больше не будет такой притягательной и перевалочной мощи.

_{Роттердам: банк и подъемный кран около 1700 г. Эстамп П. Шенка. Собрание Фонда «Атлас ван Столк».}

Но это еще не было правилом в том 1669 г., когда происходил обмен мнениями между Симоном Арно де Помпонном, великим пенсионарием Яном де Виттом и Ван Бойнингеном ³⁰³, чей язык был более бесхитростным, нежели язык Я. де Витта. Невозможно нам продолжать покупать французские товары, говорил Ван Бойнинген Помпонну, ежели во Франции запрещают наши готовые изделия. Ничего нет проще, чем заставить голландского потребителя забыть вкус французского вина, употребление которого в большой мере вытеснило употребление пива: достаточно будет увеличить налоги на потребление (жесткое средство рационирования). Но, добавлял Ван Бойнинген, ежели голландцы решат между собой «утвердить среди своего народа трезвость и ограничение роскоши», запретив употребление дорогих французских шелковых изделий, они будут продолжать вывоз в зарубежные страны «тех самых вещей, кои они пожелали бы изгнать из своей страны». Для ясности: французские вина, водки, роскошные ткани будут допускаться на рынок Соединенных Провинций при условии, что их станут вывозить оттуда; перекроют внутренний кран, оставив свободу для складирования и транзита.