Время мира

Чтобы ее понять и объяснить, можно было бы вести начало этой революции либо с 1780 г., когда началась четвертая англо-голландская война; либо с 1781 г., с воззвания «К нидерландскому народу» («Аап het Volk von Neederlande») Ван дер Капеллена, основателя партии «патриотов»; либо же с 1784 г., начиная с мира, который Англия заключила в Париже 20 мая с Соединенными Провинциями⁴⁷¹ и который был погребальным звоном по нидерландскому величию.

_{Английская сатирическая гравюра: голландские «патриоты», сторонники Франции, упражняются в стрельбе по силуэту прусского гусара. Фототека издательства А. Колэн.}

Рассматриваемая в целом, эта революция представляет собой череду запутанных, бурных событий, случайностей, речей, разговоров, межпартийной ненависти, вооруженных столкновений. Ольдекопу не было нужды насиловать свой темперамент ради того, чтобы осудить этих выступавших против власти, которых он плохо понимал, но инстинктивно отвергал. С самого начала он порицает их претензии и в не меньшей степени то, как они употребляют слово «свобода» — Vrijheid, как если бы Голландия не была свободна! «Самое смешное из всего, — пишет он, — это нарочитая манера держаться этих портных, сапожников, башмачников, булочников, кабатчиков и т. п…. превратившихся в военных»⁴⁷². Горстка настоящих солдат привела бы этот сброд в чувство. Эти военные по случаю — повстанческие вооруженные народные отряды, «вооруженные подразделения», сформировавшиеся для защиты демократических муниципалитетов в некоторых — не во всех! — городах. Потому что «патриотическому» террору вскоре стало противопоставляться по всей стране насилие «оранжистское» приверженцев статхаудера. Волнения, мятежи и репрессии следовали одни за другими, переплетались между собой. И беспорядок все ширился: Утрехт восстал, было несколько грабежей

⁴⁷³. Корабль, отправлявшийся в Индию, был попросту разграблен и «освобожден» даже от серебряной монеты, предназначавшейся для его команды⁴⁷⁴. Простой народ угрожал аристократам, которых Ольдекоп время от времени именовал «богачами». Но перед нами в такой же мере классовая борьба, как и «буржуазная революция»⁴⁷⁵

. «Патриоты» — это прежде всего мелкая буржуазия, французские депеши либо просто говорят о ней как о «буржуазии», либо как о «республиканцах», либо как о «республиканской системе». Их ряды выросли за счет некоторых «регентов», врагов статхаудера, которые надеялись, что смогут благодаря патриотическому движению отделаться от Вильгельма V, впрочем, человека ничтожного, а вернее, несчастного. Но ни в коем случае это ограниченное движение не могло бы рассчитывать на простой народ, страстно приверженный оранжистскому мифу и всегда готовый подняться, бить, грабить, поджигать.

Эта революция — мы далеки от того, чтобы недооценивать ее (то был обратный оттиск нидерландского успеха), — была, хотя об этом сказано недостаточно, первой революцией Европейского континента, предзнаменованием Французской революции, определенно очень глубоким кризисом, который расколол «даже буржуазные семьи… с невиданным ожесточением [восстановил] отца против сына, мужа против жены»⁴⁷⁶. К тому же возник и словарь борьбы, революционный или контрреволюционный, получивший широчайший резонанс и обнаруживший любопытную скороспелость. В ноябре 1786 г. некий член правительства, раздраженный бесконечными спорами, попытался определить понятие свободы. В начале длинной речи он объяснял: «Разумные и беспристрастные люди не понимают смысла сего слова, столь преувеличиваемого в данный момент; напротив, они видят, что сей крик «Да здравствует свобода!» суть сигнал ко всеобщему восстанию и к грядущей анархии… Что означает свобода?.. Она означает: мирно пользоваться дарами природы, быть под защитою государственных законов, возделывать земли, безопасно заниматься науками, коммерцией, искусствами и ремеслами… Пока же ничто более не противоречит сим драгоценным преимуществам, чем поведение так называемых патриотов»⁴⁷⁷.