Время мира

Если исходить из земельной собственности, то прийти к четким выводам ничуть не легче. В Испанской Америке бок о бок существовали три формы собственности: плантации, асьенды, энкомьенды. О плантациях мы уже говорили¹⁵⁹: они были в определенном смысле капиталистическими, но в лице плантатора и в еще большей мере в лице содействовавших ему купцов. Асьенды — это крупные имения, образованные главным образом в XVII в., во время «рефеодализации» Нового Света. Последняя проходила к выгоде земельных собственников, асьендадо (haciendados), и — в неменьшей степени! — церкви¹⁶⁰

. Такие крупные имения отчасти жили сами по себе, отчасти были связаны с рынком. В некоторых регионах, например в Центральной Америке, они по большей части оставались автаркичными. Но владения иезуитов, зачастую огромные, которые мы знаем лучше прочих из-за их архивов, были разделены между натуральной экономикой простого воспроизводства и внешней экономикой, функционировавшей под знаком денежных отношений. То, что счета таких асьенд велись в деньгах, все же не препятствует предположению, что выплата заработной платы, которую они отмечают, производилась лишь в конце года и что тогда крестьянину нечего было получать в денежном выражении, так как авансы, полученные им в натуре, превышали или балансировали те суммы, которые ему были должны¹⁶¹. Впрочем, такие ситуации известны и в Европе.

С энкомьендами мы в принципе оказываемся ближе к «феодализму», хотя индейские деревни жаловались испанцам в качестве бенефициев, а не фьефов. По идее то были владения на время, дававшие энкомендеро

право на повинности с этих индейцев, а не просто право собственности на земли и на свободное распоряжение рабочей силой. Но это картина теоретическая: энкомендеро преступали такие ограничения. Так, отчет, относящийся к 1553 г.¹⁶², разоблачает бессовестных хозяев, которые продают своих индейцев «под видом продажи эстансии^*EI или нескольких голов скота», и «легковерных или недобросовестных аудиторов (oidors

)», закрывающих на это глаза. Близость местных властей ограничивала правовые нарушения, но по мере удаления от столиц¹⁶³ контроль становился почти невозможен. Это только в принципе энкомендеро, включенный в колониальную систему господства, находился в некотором роде на службе испанских властей, так же как и королевские чиновники. На самом деле он обнаруживал тенденцию избавиться от этого ограничения, и кризис энкомьенды начался с 1544 г., с восстанием в Перу братьев Писарро. Он будет продолжаться еще длительное время, ибо конфликт между энкомендеро и чиновниками короны был заключен в самой логике вещей. Эти чиновники — коррехидоры и аудиторы аудиенсий

, своего рода колониальных парламентов по образцу аудиенсий испанских, — в большинстве случаев могли быть настроены только против земельных собственников, которые, будь они предоставлены самим себе, весьма быстро создали бы, или возродили, феодальный порядок. В немалой части своей деятельности — но не во всей — Испанская Америка быстро сделалась, как это полагает Георг Фридерици¹⁶⁴, образцовой страной чиновничества и бюрократии. И вот это довольно трудно включить в классический образ феодализма, точно так же как хозяин баиянской энженью и его невольники не могут потихоньку войти в настоящую капиталистическую модель.

Следует ли заключить: ни феодализма, ни капитализма? Америка в целом представляется наслоением, нагромождением разных обществ и экономик. У основания — полузакрытые экономики, назовите их как вам угодно; над ними — экономики полуоткрытые, да и то с оговорками; наконец, на верхних уровнях — рудники, плантации, быть может, некоторые крупные скотоводческие предприятия (не все!) и крупная торговля. Капитализмом был самое большее верхний, торговый «этаж»: заимодавцы (aviadores) горнопромышленников; привилегированные купцы Консуладо; веракрусские купцы, находившиеся в постоянном конфликте с купцами Мехико; купцы, не испытывавшие стеснения под маской Компаний, создаваемых метрополиями; купцы Лимы, купцы Ресифи, противостоявшие «сеньериальной» Олинде, или купцы «нижнего города» Баии, противостоявшие городу верхнему. Но при всех таких деловых людях мы на самом деле оказываемся в плоскости связей европейского мира-экономики, которые составляли как бы сеть, накинутую на всю Америку. Не внутри национальных капитализмов, но в рамках мировой системы, управлявшейся из самого центра Европы.