Время нашей беды

Договоренность, действительно, была. Одна тайная, другая – явная. Согласно тайной договоренности, Россия сдает Донбасс и Луганск, обеспечивая их переход под украинскую власть в течение нескольких лет, и дает десять миллиардов репараций. Процесс этот не был завершен, и денег пока не ушло ни доллара. В свою очередь, Украина отказывается от Крыма. Официальная договоренность предусматривала децентрализацию и прочую бодягу, про деньги там не было ни слова. Запад это соглашение устраивало не до конца, но они сняли часть санкций и пообещали полностью снять санкции по выполнении договоренностей.

– Ты меня не понял. Вы договаривались не с нами.

– Не с вами? А ты что – круче Бельского?

– Круче… Ну, смотри сюда…

Кухарцев сделал неопределенное движение рукой – и на камуфляжке украинцев загорелись красные точки лазерных прицелов.

– Ты что, охренел? – резко сказал Крыга, с большим трудом подавив желание бежать.

– Так не договаривались, Олег, – сказал Билоконь.

– Отбой, – точки лазеров погасли, – речь не про договоренность. Ты спросил – я ответил. Чтобы у твоего друга понты лишние убрались. Но это не моя тема, это будут старшие базарить. Твои и мои. Я просто тебе передаю мнение по этой теме – нас расклад не устраивает, мы его будем менять. По крайней мере, по части денег.

– А что с деньгами?

– А то, что их возвращать надо будет. Или ты думал, тебе кто‑то десять лярдов просто так подарит? Лохов нет! Про процент можно говорить – но схема только такая.

Билоконь подавил злобу.

– Это не мой уровень.

– Я и не сомневался. Просто передай кому наверх. Десять процентов вам за труды. Если по проценту договоримся – мы вам и пятьдесят лярдов дадим, не жалко. Нет – копайте картошку. Теперь по факту. Я слышал, ты сейчас с поляками в близких?

– Есть немного.

– Есть тема. Герыч, афганский, три девятки. На границе будет стоить сорок штук за килограмм, оптом.

– На какой границе?

– На твоей.

Билоконь прищелкнул языком.

– Дорого.

– В розницу за сто, я тебе даю сорок – дорого?!

– Мне через всю страну везти. С начальством делиться. Поляки тоже кусок захотят.

– Разбодяжишь.

– Вот чего не хочу, так это бодяжить. Насыпать, пересыпать. Ты лучше сам разбодяжь и мне цену дай.

– Сколько?

– Скажем, двадцать.

– Двадцать пять.

– По рукам.

Оба офицера спецслужб кивнули, отмечая договоренность.

– Теперь. Вы хохлов у нас доите, собираете деньги – а где наша доля? Где наша доляшка на Донбассе, в Луганске?

Билоконь развел руками.

– Какая доля, Олег? Я смотрю, вы совсем плохими стали, на ходу подметки рвете…

– Наша. Доля, – раздельно проговорил Кухарцев, – со всего, что у нас делается, нам в карман должна падать доля. С баб. С гастеров. С торговли. Со всего. Бесплатного ничего нет, бесплатно только жена дает. Да и то не всегда.

Крыга хотел что‑то сказать, но промолчал по‑умному.

– Дорогой, ты сначала выборы выиграй, потом потрем на эту тему.

Кухарцев кивнул.

– Сейчас я с тебя ничего не требую. Но потом надо будет платить. Нет – проблем всю хохлоту назад выслать нет никаких. Что у тебя будет – знаешь. Двадцать процентов. Вопрос не обсуждается.

Билоконь промолчал.

– И еще. Кто из ваших с Беней контачит?

– Не я.

– Неважно. Передай – на нашей поляне им делать нечего. По крайней мере, без нашего разрешения. Хоть одно сало возбухнет после выборов – пеняйте на себя.

– А ты себя не переоцениваешь, Олег?

Билоконь ждал после этого любой реакции… но только не такой, какая последовала. Кухарцев улыбнулся. Искренне.

– Если только трохи. А так… Сереж, вам под поляками не надоело еще? Ты сейчас – кто? По факту на побегушках, как и был. А посмотри на меня. Я – сам себе хозяин, сам зарабатываю. В ЕС – вам и то кислород перекроют, будете на всякие комиссии мутные ходить, колоться и каяться, а то и сядете. Оно тебе надо? Короче, думай. А надумаешь, скажи…

Кухарцев наклонился вперед.

– Хорошо думай, Сережа. Если ты как чмо себя ведешь, кто тебя уважать будет. Не будь чмом – и люди к тебе потянутся…

– Блин, этого москалюгу надо… – раздраженно сказал полковник Крыга, как только они садились в бусик.

– Заткнись, блин! – заорал Билоконь. – Завали!

Крыга замолчал. Во время Евромайдана – он был намного смелее и бесстрашно шел со своей сотней на дубинки и пули «Беркута». Но это тогда… а сейчас, когда есть и хата и машина… а самое главное, есть понимание, что чего стоит – терять это неохота. Тот же Билоконь… у него, наверное, лямов десять по счетам распихано. Ему до такого еще… учиться и учиться…

Хотя… русский его чмом в лицо называет, а он на него траванул. Это как?

– Поехали…

Машины тронулись. Билоконь – натыкал номер телефона:

– Яцек? Встретиться надо… Нет, плохо. Там не только нацики. Там ФСБ. Ломом подпоясанные. Неважно… при встрече объясню. Отбой.

Киев, Украина1 октября 2017 годаБандеровщина