Время не устает

Но при этом Васильева была глубоким мыслителем, старавшимся постичь незыблемые метафизические основы меняющегося мира. Особенно ее влекла космическая природа женского начала, она много размышляла и писала о месте женщины в социуме, в истории, в том числе в отечественной. Иногда мы спорили с ней о современной России, и она неизменно сетовала на то, как мало у нас женщин во власти. «Мужчина пользуется властью, как воин, а женщина, как мать», – говорила она.

В 1983 году с «Книги об отце», выдающемся военном инженере Николае Кучеренко, началась ее подвижническая работа по увековечиванию памяти о тех, кто создал чудо военной техники XX века – Т-34. С 2001 года она возглавляла созданный ею же музей знаменитого танка на Дмитровском шоссе. Там мы и простились с Ларисой Николаевной.

Несказанная утрата! Конечно, остались книги, которые будут читать. А чем талантливей писатель, тем большая часть его личности откладывается, остается в произведениях. Васильева была очень талантлива. Но как писал ее старший товарищ по поэтическому цеху Александр Твардовский, «…и всё же, всё же, всё же…».

ЛГ, 2018 г.

Последний оптимист

Впервые я увидел Андрея Дементьева в начале 1970-х годов. Он только-только перебрался из Твери в Москву и работал, кажется, еще в ЦК ВЛКСМ. Много лет спустя Андрей Дмитриевич рассказывал мне, как его брали на работу в высший исполнительный орган комсомола. Беседовал с ним лично первый секретарь Евгений Тяжельников. После расстрелянного Александра Косарева генеральных секретарей в ВЛКСМ больше никогда не было – только первые. Тверской выдвиженец главному вожаку понравился энергией, статью, а главное – возрастом. «Мы Вас утверждаем! Молодежь нам нужна!» – сказал он и только после того, как счастливый соискатель вышел из кабинета, глянул в анкету – и обомлел: новый сотрудник – перешагнул сорокалетие, ту возрастную черту, после которой в аппарат ЦК не брали: установка на омоложения. Более того: утвержденный новый сотрудник оказался ровесником первого секретаря. Нонсенс! Тяжельников в растерянности посмотрел на заведующего организационным отделом, присутствовавшего на собеседовании: «Что же делать?» – «Не знаю…» – «А он кто у нас?» – «Поэт». – «Хороший?» – «Говорят, хороший…» – «Тогда пусть работает!»

Поэтов в ту пору еще уважали! 90 лет Евгению Михайловичу Тяжельникову мы отметили в мае этого года. Он был бодр, кипуч и собирался в Тверь на 90-летие своего бывшего сотрудника лауреата премии Ленинского комсомола Андрея Дементьева… Не сложилось.

Так вот, где-то в середине 1970-х (точнее не помню) мы, молодые поэты, узнали, что в Большом зале Дома литераторов состоится творческий вечер Петра Вегина и Андрея Дементьева. Объяснюсь: Большой зал ЦДЛ для полноценной творческой встречи в двух отделениях (Бюро пропаганды платило за это автору аж 48 полноценных советских рублей) предоставлялся только признанным классикам: Павлу Антокольскому, Николаю Тихонову, Константину Симонову, Сергею Наровчатову, Александру Межирову, Сильве Капутикян, Борису Олейнику, Егору Исаеву, Рыгору Бородулину, Людмиле Татьяничевой, Эдуардусу Межелайтису, Мирзо Турсун-заде, Николаю Абашидзе, Евгению Евтушенко, Роберту Рождественскому, Белле Ахмадулиной… Учитывался не только возраст, но и заслуги перед родной словесностью, выражавшиеся в премиях и орденах. К примеру, ровесники Есенина – Рюрик Ивнев или Мария Петровых на Большой зал не тянули. Пьющий Николай Глазков и драчливый Анатолий Передреев – тем более…

В тех случаях, когда авторы уже получили известность, но еще не в вступили в легион бессмертных, практиковались вечера на двоих, их называли почему-то «двуспальными». Впрочем, это еще вполне деликатная дефиниция, коллективные поэтические сборники вообще именовали «братскими могилами». Помню, в подобном «двуспальном» формате выступали замечательные, тонкие, но ныне забытые поэты Олег Дмитриев и Евгений Храмов, последний в 1990-е кормился тем, что переводил эротомана Генри Миллера. В подобной ситуации оказались Вегин и Дементьев: известность есть, а казенного штампа «классик» еще нет. Им тоже дали зал на двоих. В первом отделении выступал, если не ошибаюсь, Дементьев. Надо ли объяснять, что в этой парности была своя драматургия.

Пётр Вегин (настоящая фамилия – Мнацаканян) представлял мягкую диссидентскую ветвь отечественной поэзии, что вдумчивому читателю понятно из псевдонима. Лидер твердой диссидентской ветви Иосиф Бродский уже отбыл из СССР. Пётр жил и творил под явным влиянием Андрея Вознесенского: иногда их можно было видеть вместе, причем Вегин шел за автором «Треугольной груши» так, словно подносил ему чемодан. При этом он был уверен, что торит новые пути в поэзии, вследствие чего носил длинные волосы и одевался в «Березке». У него были большие марсианские глаза и лиловые негритянские губы. В конце 1980-х он уехал по армянской линии в Америку, где тихо жил, изредка присылая в «ЛГ» стихи, и иногда мы их печатали, потом он умер.