Время не устает

Владимир Бушин творил во многих жанрах: поэт, романист, очеркист, биограф, критик, исторический публицист… Если в ряд поставить все книги, выпущенные им за семьдесят лет литературной работы, наберется целый шкаф, а публикаций в газетах и журналах просто не счесть – трудная задача ждет его будущих библиографов. Да и выступления бескомпромиссного писателя в эфире тоже становились знаковыми событиями. Он буквально взорвал, как бы мы сегодня сказали, информационное пространство, когда в 1967 году на Ленинградском ТВ призвал вернуть исторические имена городам – Калинину, Горькому, Куйбышеву, Кирову. По тем временам не просто смело, а безрассудно! Но ведь так через два десятилетия и случилось. Заминка вышла только с Вяткой. Ничего – подождем.

Нет, к антисоветчине, накапливавшейся в порах Красной Державы, эта позиция не имела никакого отношения. Просто Владимир Сергеевич раньше других понял и обратил внимание сограждан на то, как недальновидно и опасно послереволюционный период противопоставлять всей тысячелетней истории России. Это стало очевидным, когда маятник качнулся в обратную сторону – и Железного Феликса тросами срывали с постамента. Скажу более, на мой взгляд, Бушин был последним рыцарем советской эры. По крайней мере, в писательской среде. Его глубокие книги об основоположниках Марксе и Энгельсе – это серьезные работы, а не лукавая уступка тогдашней конъюнктуре, как у иных политиздатовских авторов с их неизменной либеральной фигой в отвислом от обильных гонораров кармане.

Отличительной чертой Владимира Сергеевича была непоблажливость в оценках. Высказывая свое мнение, он никогда не ориентировался на ту сложноподчиненную, полуявную литературную и политическую иерархию, которую так боялись задеть пишущие коллеги и в советские годы, и в наши дни. Кстати, дружеские связи никак не влияли на приговор, они не могли смягчить неприятие слабой книги или сомнительного, по его понятиям, общественного поступка товарища. Ко мне Бушин, например, относился с симпатией, но и я не однажды становился отрицательным героем его огнепальных статей.

А впервые я, молодой неискушенный поэт, узнал о Бушине в 1979 году, когда весь литературный мир с возмущением или удовлетворением читал, передавая из рук в руки, журнал «Москва» с его разгромной статьей об «исторической прозе» Булата Окуджавы. Там с убийственной иронией доказывалось, что автор просто не знает реалий описываемой эпохи, а невежество знаменитого барда идет рука об руку с художественной беспомощностью текста. Возможно, Бушин был чересчур строг. Возможно. Но ведь именно дружеские послабления и кумовство оценщиков привели к тому, что ныне вручение литературных премий превратилось зачастую в коронацию графоманов. Впрочем, задеть культовую фигуру, тронуть партийного диссидента в те времена было куда опасней, чем отхлестать секретаря Союза писателей. После статьи об Окуджаве имя Владимира Бушина стало одиозным, даже нарицательным, либералы со Старой площади внесли «нарушителя конвенции» в черный список. И как результат – следующая его новая книга вышла почти через десять лет.

Отнюдь не обласканный советской властью, Владимир Сергеевич категорически не принял горбачевской «катастройки», хитроумного разгрома СССР, ваучерной капитализации, ельцинских «рокировочек» и, скажем откровенно, «путинских сезонов». Он оказался последовательным бойцом русского инакомыслия, отличающегося от диссидентства сыновним, а не пасыночным отношением к Отечеству. Он был суровым критиком того, что происходило в политической, экономической, культурной жизни страны в последние десятилетия. Он намного раньше других начал бороться против искажения советской истории и очернения фигуры Сталина, выступал в «ЛГ» под рубрикой «Настоящее прошлое».

Чтобы лучше понять «направление» Бушина, достаточно привести названия нескольких его книг разных лет: «Честь и бесчестие нации» (1999), «Измена. Знаем всех поименно» (2005), «Солженицын. Гений первого плевка» (2005), «Иуды и простаки» (2009), «Карнавал Владимира Путина» (2017) и др. Можно не соглашаться с суровостью иных бушинских оценок, но я уверен: когда наше время начнут судить без опасливых иносказаний, когда будут формировать объективную оценку последнего 30-летия в контексте многовековой истории России, книги и статьи Владимира Сергеевича всерьез лягут на одну из чаш вечных весов.

Он умер во сне, после небольшого семейного торжества, во время которого, как обычно, был искрометен, остроумен, произносил красивые литературные тосты… Никому в голову не приходило, что это последнее застолье писателя-фронтовика, сохранившего в свои 95 лет ясный ум, кипучую гражданскую и творческую энергию, жизнелюбие молодого человека.

Прощайте, Владимир Сергеевич! Если там, за гранью, что-то все-таки есть, то Вы еще, как выражался Маяковский, «доругаетесь», доспорите… И Вашим оппонентам, которые уже там, я не завидую.

ЛГ, 2019

Поэтическое долголетие