Время Ноль

Вот только после этого он оглядел себя. Кровь из разорванной мышцы правой ноги натекла на сапог. Липко было и пальцам в левом сапоге. Бушлат изорван в клочья, вата и шерсть овчины торчали тут и там.

Всё ещё насторожённо прислушиваясь, Чирков разулся, закатал штанины насколько смог и осмотрел свои раны. Одна была глубока, кровотечение не останавливалось, и он сделал тугую повязку, перекрутив ногу брючным ремнём. Прочие следы собачьих зубов промыл, брезгливо морщась, и умылся сам. Вода в ручье утекала от него розовая от крови. Оделся, отыскал брошенный топор и, хромая, побрёл к своему логову, всё ещё чутко слушая лес и держа наготове топор в одной руке, а пистолет в другой.

Придя в своё логово, он лёг на постель и словно в пропасть сорвался. Это был не сон, это был приступ беспамятства, отторжение от реальной жизни, почти смерть. А когда стал пробуждаться — воскресать! — раны уже затянулись коростой, и короста эта местами отваливалась. Он был худ, страшен и охвачен тоскливым томлением. Даже голода не чувствовал.

Происхождение от многодневного забытья происходило вяло. Он осознал, что лежит в обгаженной постели, но не было сил подняться. Превозмогая себя, все-таки встал, помылся в холодной душевой, выбросил постель на улицу, постелил другой тюфяк — у него их было много — поел сначала нехотя, потом все более жадно (тушеное мясо из банки в солидоле) и опять уснул. Но спал теперь недолго, и дальше жизнь его текла вяло, полусонно.

А вот по весне он встрепенулся, сонливость уже не преследовала его, и все чаще вспоминал о том, что у него есть семья — жена Влада и двое детей, две девочки. Но где они живут, далеко или близко — этого в памяти не было. И что теперь с ними, живы ли они, разум не мог подсказать.

Весной небо ясным не становилось, и хоть потеплело, солнце можно было различить только сквозь пелену облаков.

После нападения стаи одичавших собак, Чирков, выходя из дома, всегда брал с собой автомат, даже если шел просто за дровами. Мало того, в карман бушлата клал пистолет и еще вешал на пояс пару гранат. Зачем ему нужны эти гранаты, он не мог бы объяснить. Так, на всякий случай.

Однажды нашел им применение: в половодье бросил одну в омут — показалось, что там плещется рыба. После взрыва на поверхность воды всплыли странные рыбообразные существа — это были, конечно, окуни и плотицы, но изуродованные чьей-то злой волей и в таком изуродованном облике оставленные жить: все у них было, как у рыб, изображенных на неумелом детском рисунке, — грудные плавники один больше другого в несколько раз, хвост на жирном отростке, на спине розовая впадина, словно спинной плавник вырвали с корнем, и рана кое-как затянулась. Брюхо у этих существ походило на тараканье, в нём просвечивали насквозь кишки, и видно было, как внутри бьется махонькое сердечко.

Чиркова потянуло к работе на земле. В погребах мёртвой деревни ему удалось найти немного картошки; и он сажал её сразу в нескольких местах на полянах, но возделать поле под зерновые было ему не под силу, и угроза бесхлебья придвинулась к нему вплотную.

В начале лета на полях вокруг мёртвой деревни опять поднялись злаки, но лишь кустиками. По мере роста их заглушали ольха и малинник, крапива и лопухи, колючий осот и овсюг, да еще тут и там поднимались эти проклятые зонтичные — они высасывали почву, забирали скудный солнечный свет настолько, что рядом с ними не вырастало ни былинки, под ними было сумрачно и голо.

Теперь, когда запасы зерна у Чиркова иссякли, его стали преследовать уныние и страх: вдруг кто-то украдет или уничтожит те деревянные ящики, в которых покрытые солидолом банки. Страх, не основанный ни на чем, просто сам по себе: вдруг они исчезнут!?

Подвал с этими ящиками был глубок, его стены и пол забетонированы, двери сварены из листового и уголкового железа; на дверях Чирков навесил целую гроздь замков. Мало того: дверь он завалил, замаскировал, а в свое логово перетащил десяток ящиков — ближний запас. Нет, никто не мог проникнуть в склад. И все-таки, все-таки.

Несмотря на то, что вокруг было мертво — ни птичьего щебета, ни звериного крика — Чирков всегда был настороже. Он сохранил в себе это постоянное ожидание чего-то — даже искусственно подогревал настороженность: будь начеку, вот-вот должен кто-то появиться — один или несколько. Пусть даже люди, которые появятся, будут его врагами. Пусть они замышляют против него худое, но хорошо, если б они были!.. Должны быть! А вот если их нет — совсем беда.

Вокруг военного городка он устроил тайники с оружием: это на тот случай, если вернется из похода, а логово его уже занято кем-то. Так чтоб отбить свое, понадобится и пулемет, и гранатомет, и ручные гранаты. Завернутое в промасленные куски брезента, это хранилось в укромных местах, в лесу.

Железной дверью закрывалось его логово, а дверь всегда была плотно закрыта и заперта на засов, если хозяин внутри, или на большой висячий замок, если уходил куда-то. Ложась спать, Чирков клал рядом с собой автомат и два пистолета. Был еще под рукой ящик с гранатами. На всякий случай.