Время океана

— Я ничего такого и не говорил. Слушай, у меня тоже есть разговор. Стелла остается здесь на несколько месяцев, поэтому я думаю о том, чтобы познакомить вас.

Я поежился.

— Ты уверен, что это нужно? Честно говоря, я занят. Тренировки с Алессой, кураторство…

— Она же с тобой не разговаривает.

Я зло нахмурился. Новости на этом несчастном острове разносятся быстрее, чем на базаре. Только ленивый, видимо, не в курсе, что Алесса Хилл игнорирует Киллиана Кастеллана. Половина даже не знает, кто она, но все равно обсуждает. Мне кажется, это не норма.

— Ладно, знакомь меня со своей Стеллой, — пробормотал я.

Сай ухмыльнулся и сделал несколько глотков из стакана. Потом сощурился, пристально посмотрев на меня.

— Вы уже знакомы, Киллиан.

* * *

Очередная вспышка ужаса и страха накатила с такой силой, что в глазах потемнело. Сил терпеть не было, и я подскочила. Мое горло напряглось от вырвавшегося истошного крика, и меня охватил озноб. Я взмокла от напряжения и тревоги. Внутри все сжалось, мне казалось, что я задыхаюсь. Воздуха не хватало, перед глазами вставали пугающие и мучительные картины, отрывки воспоминаний, от которых хотелось забиться в угол и зареветь.

Я стала хватать ртом воздух, словно рыба, и вцепилась себе в горло. Было такое ощущение, словно меня душат, но при этом собственные руки не слушались. Мне казалось, что пальцы не мои вовсе, я перестала чувствовать конечностями что-либо вообще. Вокруг было темно, а прямо в центре, передо мной, забилась в конвульсиях мать.

Я вновь ощутила себя беспомощной, не имея сил и возможности позвать кого-то. Я вновь оказалась в том всепоглощающем кошмаре, который накрыл меня с головой. Не могла оторваться от вида дергающейся мамы, чьи темные глаза закатились, а платиновые волосы были разбросаны по мокрой подушке.

Мне плохо. Как же мне плохо.

Я подорвалась с кровати, обхватив тело руками, и стала бродить по помещению, пытаясь унять себя. Я сама не могла разобрать, что бормотала и шептала под нос, куда вели меня ноги. Единственное, что я чувствовала, это тревогу. А тело не слушалось.

Еще секунда, и я сошла бы с ума.

Но вдруг я ощутила, как крепкие руки легли мне на плечи и повели куда-то. Я села на кровать, но эти пальцы продолжали держать меня, не пуская и не давая пошевелиться. Сквозь гул и тяжелую тишину, стоящую в ушах, я услышала далекий голос. Он становился все яснее, ближе и казался очень знакомым.

— Лисс! Лисс, прошу тебя, — доносились обрывки фраз. — Лисс, очнись, это просто галлюцинации! Это все неправда!

Я замотала головой, жалостливо заскулив.

— Я здесь, я с тобой. Открой глаза!

Образ умирающей мамы стал расплываться, и через эту рябь я наконец увидела что-то другое. Что-то реальное.

— Тише, тише, спокойно. Все хорошо, слышишь? Все хорошо…

Я ощутила, как он обнял меня, а потом погладил по голове. Ясные желтые глаза, блестящие в темноте, с волнением смотрели на меня. Галлюцинации почти исчезли в тот момент, когда я увидела, где нахожусь, и поняла, что происходит.

Тревога, страх и ужас медленно исчезали, давая возможность успокоиться и вдохнуть свежего воздуха.

Я задрожала, с жадностью втягивая воздух.

Передо мной на коленях стоял Марьен, сжимая мои руки в своих ладонях. Он сосредоточенно смотрел на меня, пытаясь понять, закончился ли у меня припадок. Я сидела на кровати, сгорбившись, и смотрела сквозь брата в пустоту.

Погладив меня по плечу, Марио тихо спросил:

— В норме?

Я опустила на него взгляд. Он сам только проснулся: взъерошенные светлые волосы, мятая пижама и заспанный вид. Я его разбудила. Снова.

— Да, — отреченно ответила я, ощутив жгучий стыд. — Все прошло.

Во рту стало горько от неприязни к самой себе. Я — выродок. Почему именно у меня в голове все так сложно? Почему я не могу жить спокойно, не мучая по ночам брата и себя?

— За что мне это? — подавленно спросила я. — Это наказание за то, что я не смогла помочь маме?

Марио вдруг испугался.

— Эй! Не надо так говорить, ты ничего не могла сделать. — Он облизнул сухие губы, сев рядом со мной на кровать. — Не надо мучиться из-за этого.

Я взялась за голову, зарывшись пальцами в волосы.

— Я убогая. Психичка. Слабая.

Марьен закинул мне руку на плечи и приобнял.

— Нет, Лисс, ты можешь навалять кому угодно. Ты не слабая. И ты прекрасно контролируешь себя. Ты не психичка. И ты прекрасна. Ты не убогая.

Брат каждый раз говорил мне это, пытаясь внушить каждое слово. Я понимаю, что он лишь успокаивает меня. И на самом деле все это ложь.

— Не ври мне, Марио. Ты говоришь это потому, что ты — моя семья, и пытаешься поддержать.

— Алесса, об этом говорю только я, потому что только я знаю о том, что у тебя проблемы. Если бы кто-то другой узнал, что у тебя сумеречное расстройство сознания и какая ты сильная, раз живешь с этим и справляешься, тобой восхищались бы!

— Не дай бог кому-нибудь узнать об этом! — всплеснула я руками. — Я умру от стыда!