— И ты бы согласилась прийти и жить со мной? — Он поднял на нее глаза. — А давно… ты это почувствовала?
— Не могу сказать точно. Мне кажется с самого начала… А ты?
— С тех самых пор, как ты погрузила руки в пустоту и вытащила меня оттуда, но… но я не отчетливо это себе представлял. Мешало отчуждение матери и всякое другое; мне казалось, что все это несерьезно, неглубоко, а потом еще отношения твоего отца с моей матерью. Нет, я не относился к этому серьезно, пока не осознал, что без тебя у меня ничего не получится, что я никогда не пересилю себя. И мне не захотелось идти без тебя дальше.
— Ах, Бен, Бен.
Они обнялись, но не поцеловались, лишь тесно прижались друг к другу, словно их смущала огромная важность, происходящего с ними. Потом вновь заглянули друг другу в глаза.
— Ты понимаешь, что так должно было сложиться у них, если бы им дали шанс? — спросил Бен голосом, казалось, идущим от самого сердца.
Девушка только молча кивнула.
— Ты всегда будешь хотеть меня, Ханна?
— Всегда, Бен.
— Ты должна быть уверена.
— Я уверена.
— Ты нужна мне, Ханна.
— Я люблю тебя, Бен, люблю тебя. О, как я тебя люблю, — она повторяла эти слова, все сильнее прижимая его к себе.
Это было именно то, что ему хотелось услышать. Не самому сказать первому, а чтобы женщина призналась ему: «Я люблю тебя, Бен, я люблю тебя, люблю».
Еще ни одна женщина не говорила ему этих слов.
Бен приник к губам Ханны, вбирая ее в себя, и сразу понял, что наконец, достиг дома, и теперь твердо стоит на земле, у которой нет и никогда не будет края.